12
Затем наступила череда дней прекрасных и в некотором смысле забавных. Я тебе уже говорила, что чувствовала себя кукловодом — тем, кто дергает за ниточки, но никому не вредя, а просто очень осторожно двигая фигурки, дабы извлечь из каждой наибольшую выгоду. Странное такое ощущение, весьма приятное. Понимаешь меня?
Отношения с Анхелем помчались на раздувшихся парусах. В тот вечер на балконе мы заключили соглашение: я вынесу реликвию из дома Эвклида, и он сможет вернуть ее Маргарите-море-все-синей, приложив записку со словом «прощай». Он так обрадовался, что без конца смеялся и обнимал меня, называя «моя богиня», «моя королева», «женщина с огромным сердцем». Сказал, что прекрасно понимает, как выглядят его намерения в моих глазах, — экстравагантная чушь, и я наверняка думаю, что правильнее было бы послать всех призраков к черту, но он так не может, такой уж он человек, и всегда был таким — ну да, набитым под завязку разными маниями и ритуалами, которые только осложняют ему жизнь. «Хотел бы я быть как ты, — заявил он, — и жить в чудном согласии с числами», но вот только он — полная мне противоположность. Это верно, мы с Анхелем были разными. Возможно, именно этим он меня и привлек. А еще нежностью, поднимавшейся в моей душе при виде его длинных взлохмаченных волос и этого его взгляда ребенка, которому только что подарили гигантскую плитку шоколада. Ему даже в голову не пришло поинтересоваться, почему я решила встать на его сторону вместо того, чтобы поддержать друга: в ту ночь он был настолько счастлив, что вопрос этот просто не пришел ему на ум, а я предпочла не напоминать о журнальной статье, подписанной именем Эвклида. Зачем? Это наше с Эвклидом дело, и останется оно между нами. Анхель тут совершенно ни при чем. Он просто улыбался и обнимал меня, и в ходе обнимашек уже начал меня раздевать, и все кончилось сексом. Как прекрасно заниматься любовью на балконе, когда солнце село, темно, электричества нет, а еще нет проезжающих по проспекту машин, включенных телевизоров, музыки, нет ни малейшего ветерка — только писк комаров и наши ночные движения.
Той ночью Анхель сделал мне подарок — приобщил к одному из своих ритуалов. Разве о таком позабудешь? После секса на балконе мы на четвереньках, умирая от смеха, ввалились в квартиру, словно дети в детском саду, что ползают голенькими на карачках и их совершенно это не стесняет. При свете одинокой свечи, исчерпав до капли последние запасы воды, мы помылись. А потом, уже одевшись, мы вернулись на балкон: любоваться ночью и смеяться над ней, пока не зажегся свет. Мой ангел по-прежнему пребывал в таком удовлетворении, что, взглянут на меня, заявил, что хочет мне кое-что показать, а потом взял меня за руку, повел в гостиную и попросил сесть на диван. Я так и сделала, а он пошел к шкафу. И сказал, что, наверное, мне это покажется глупостью, но ему хотелось бы представить мне его любимую незнакомку, владелицу видеокассет, лежавших рюкзаке, который по случайности попал в его руки в Сан-Паулу. Меня охватила безумная радость. Какое ребячество! Разве нет? Анхель подошел к видеомагнитофону, вставил кассету и сел со мной рядом. На пленке, честно говоря, не было ничего интересного, она, пожалуй, была даже скучной. Девочка в картонном колпаке задувает свечки на деньрожденном торте. Девочка держит в руке шнурок от пиньяты, а вокруг нее — другие дети, в таких же картонных колпаках и тоже со шнурками в руке. Фильм черно-белый. Немой. Кусочек жизни, лица, которые должны обладать некой значимостью для владелицы пленки, но мне, естественно, ни о чем не говорящие. Только размытые образы, которые со временем канули бы в забвение. Что действительно имело огромное значение — Анхель, который открывал передо мной эту дверь, усадил меня рядом с собой разделить с ним ритуал. Понимаешь? Тем самым я вошла в его самую интимную сферу: меня пригласили туда, куда никому не было доступа, и это дорогого стоило. Чрезвычайно дорогого.