Конечно, автор этой статьи Де Жокур с трудом скрывает своё пренебрежительное отношение к православию (именно на церковь были нацелены критические стрелы энциклопедистов). Конечно, он слабо знал русскую литературу, живопись, архитектуру и не упомянул ни одного выдающегося писателя или архитектора. Не назвал (потому что не знал!), к примеру, ни Феофана Прокоповича, ни Ломоносова…
Нельзя осуждать за веру в Просвещение. Державин пытался вытащить на свет божий подоплёку поэзии, разложить на атомы каждое стихотворение, угадать импульс, который превращает случайное впечатление в оду. Известно, что Суриков «нашёл» свою «боярыню Морозову», увидев ворону на снегу. Стареющий Державин припомнил немало таких ворон. Державинские «Объяснения» — превосходный (но, увы, не слишком востребованный!) материал для исследователей психологии творчества.
Чем старше становился Державин — тем чаще размышлял о секретах поэзии, о тайной подоплёке поступков и стихов. Знаменитые кокетливые строки Ахматовой — «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда» — к Державину применимы лучше, чем к кому-либо. Потому что у него была настоящая биография созидателя, авантюриста и министра.
Эстеты могут поморщиться: Державин снова и снова «огрубляет» поэзию слишком земными мотивами. Но на то он и Державин, чтобы утончённые снобы морщились!
Читать стихи с комментариями автора — подчас вдвойне интересно. Особенно если прошло не десять-двадцать лет, а все двести двадцать. Державин, конечно, «врёт, как очевидец»: память — барышня своенравная. Всегда нужно учитывать, сколько лет минуло после того или иного эпизода и сколько лет было мемуаристу, когда он пытался вернуться в прошлое хотя бы в воображении.
Державин вообще — феномен психологии творчества. Стихи его росли не просто из сора, а из исторических анекдотов. Прав Вяземский: вот, скажем, Державину по ошибке приносят корреспонденцию, предназначенную для однофамильца — обер-священника, отца Иоанна. И рождается из этого казуса масштабное послание «Привратнику» — настоящая державинская ода, ироническая и философская. Ода, в которой можно поразмышлять обо всём насущном. Ода с эффектным афористическим зачином: «Един есть Бог, един Державин». Здесь и заносчивость, и раскаяние — всё вместе.
Ода «Привратнику» быстро разошлась в списках по лучшим библиотекам Петербурга и Москвы. Стихи эти прочитал и отец Иоанн. Прочитал — и обиделся не на шутку. Вскоре любители словесности и скандалов уже пересказывали друг другу «Приказ моему секретарю» — ответ Гавриле Державину вроде бы от Державина Иоанна. Ответ умелый, длинный и резкий.
Многие исследователи сомневались в авторстве отца Иоанна. Уж больно мастеровиты стихи. Скажем, Грот приписывает их куда более опытному поэту, чем обер-священник.
Стихотворная переписка двух Державиных будоражила умы. Пришлось Гавриле Романовичу написать ещё один пустячок: «Отзыв на пасквиль» или «Ответ попу Державину на ругательство»:
Ответ в духе театральной скороговорки: «О чём говорить, когда не о чем говорить?» Державину хватило самообладания не публиковать эту эпиграмму, не ввязываться в публичный спор.
Отставной поэт, он вдруг стал человеком из прошлого, величественной тенью. Его вернул к жизни новый друг… И тоже представитель духовенства.
Евгений Болховитинов был сыном Просвещения, а это вроде бы предполагало сдержанное отношение если не к вере, то к Церкви. Так уж было принято в начале XIX века. Он учился в Московском университете, с трепетом внимал Новикову. Потом всю жизнь преклонялся перед писателями, интересовался журнальной суетой и литературными новинками. Он стал замечательным историком литературы, нашёл общий язык с лучшими писателями того времени и о каждом имел самостоятельное суждение.