Впрочем, из истории литературы эти стихи не вычеркнешь:
Куда живее выходили непритязательные (так замышлялось) солдатские песни «в народном духе» (жанр этот из рук Державина вскоре подхватит Жуковский):
Так седой воин приветствовал молодых победителей. Так приветствовал поэт старых чудо-богатырей и молодых героев, победителей Измаила и Треббии, Шенграбена и Красного. Тех, кто освобождал Италию в 1799-м, кто дрался с лучшей армией мира в Европе и в России, кто шёл в штыки, не считаясь с численным превосходством противника. Кто устоял на Бородинском поле и при Малоярославце, кто гнал француза к границам России, а потом и до Парижа. Памяти павших на поле боя, памяти ушедших в мирное время посвятил Державин эти стихи. Не с рыданиями он вспоминал про них, а с бодрой благодарной улыбкой. А невредимых служилых он хотел обнять и… развеселить. Потому и подзадоривал прибаутками, подмигивал и подливал хмельного по случаю победы:
Император кротко отказался от имени Благословенного, но Державин утверждал это определение в стихах. И провозглашал победные тосты:
Крепкое слово — «сбойство»! Удальство, молодечество — поясняет Грот. Возьмём на вооружение? И, конечно, русские напитки предпочтительны для праздника победы над двунадесятые языками:
Державин закатил в стихах бодрый пир победы. Он давненько подступал к этому простецкому жанру. Народный язык он знал с детства, а уж Преображенские казармы по этой дисциплине дали академическое образование. Каждый день Державин встречал рафинированных молодых людей, которые по-французски щебетали свободнее, чем по-русски. У них и остроумие-то французское! Когда Суворову донесли, что один офицер писать умеет только по-французски, граф Рымникский улыбнулся: «Скверно. Но главное, чтобы он думал по-русски». Теперь стало ясно, что они и думать принимались по-иноземному. Ведь любовь к Родине начинается с речевых пристрастий, с песен, со сказок — и никак иначе. Державин хотел уязвить их истинно русской речью, «забавным слогом». Окатить из ушата. И — весело отводил душу в «народных» песнях.