Покончив с профилактикой, полицейские взобрались на борт и занялись сбором пошлины со взрослых негров - кроме них было много подростков. Бумажки начали споро перекочевывать в нагрудные карманы фиолетово-черной формы. Причем Шорин так и не понял, за что осуществляется побор - то ли в качестве комиссионных купли-продажи рыбы, то ли как плата за нахождение на судне. Или просто для порядка? Одному негру, протянувшему смехотворно малого достоинства купюру (других у него, в результате тщательного обыска выяснилось, и не было) приказано было сесть в лодку полицейских -под арест. До выяснения, надо полагать, обстоятельств - как это без соответствующей мзды путешествовать удумал.
Суд да дело, а солнце между тем взошло в зенит, вместе с накалявшимся на палубе торгом. Темнокожие дамочки, оформив нехитрые свои бумаги в каюте капитана, на попутной джонке отбыли восвояси, и теперь оставалось дождаться разрешения властей на выход. Поэтому джонки стали грузиться спешным порядком. Переполненный счастьем Матар (он уже подскакивал сегодня к Шорину: «Фритаун найс, найс?!), придавшим дополнительную порцию его дерзости, напрочь разоссорился со старшими товарищами, с которыми несколько месяцев делился морским хлебом. В итоге, нахально наплевав на мудрость Боди и нагло презрев мощь Джона, забросал с приятелями - такими же сорви-головами - причитающуюся долю мешков в лодку, и, демонстративно помахав на прощание рукой лишь Шорину, отбыл в свой свободный город. Скоро по-английски -научили, колонизаторы! - откланялись и Боди с Джоном. Да и весь темнокожий люд, закончив труды праведные, разъезжался, оставляя на палубе грязь сандалий и чешую в лужах источенной мешками воды.
Суматошный день незаметно переходил в спокойный вечер. Интервал обхода вверенного Шорину невода - две дюжины шагов по сетям и балберам с непроходимо бдительным выражением лица - можно было сделать больше пятиминутного. Но расслабляться вовсе, полагал наш вахтеный, все же не стоило. И мысли эти подтвердились, когда с высоты своего поста он увидел, как четвертый механик ухватил за углом надстройки курчавого чернокожего мальчугана в одних лишь шлепанцах и шортах, со стопкой видеокассет в руках. Кассеты принадлежали капитану - по устоявшейся традиции дверей на тунцеловах не запирают. Конечно, в такие дни, как сегодняшний, от этого неписанного закона большинство благоразумно отступало. Но только не капитан. И большеглазый фритаунский гаврош тем воспользовался. Хорошо, что на пути его попался механик. И пока он отнимал из цепких рук кассеты, полицейские были тут как тут. Вструпенувшийся Шорин видел, как негритенок с ярой убежденностю начал тыкать в механика пальцем, дескать он это, он украл! Кивнув, полицейские поворотились к тому. Несколько смутившись - неизвестно, в самом деле, чего ожидать от африканских тоталитариев с автоматами почти наперевес, - механик растолковал ситуацию. Мальчишка, стоя на своем, отрицательно замотал головой и вновь указал на него. Блюститель местных порядков - тот, что утром выписал зуботычину - опять мирно кивнул и вдруг залепил мальчугану такую пощечину, от которой запросто можно было свалиться с ног. Но тот устоял, и устоял лишь затем, чтоб получить целую серию ударов. И когда она прекратилась, второй полицейский шагнул к негритенку и красноречивым жестом потребовал, чтобы тот встал на колени.
Потупив взор, мальчуган недвижно стоял. Стояли по краям вмиг опустевшей от негров палубы и моряки, с суровыми лицами наблюдая за происходящим.
Возмущенный вопиющим неповиновением властям, метис, вызывавший некоторую долю симпатии Шорина своим спокойным, на фоне коллеги, поведением, в следующее мгновение саданул по колену негритенка с такой силой, что нога должна была сломаться точно.
Мальчишка опустился на колени. А Шорин двинулся на обход невода. Совершал он его на сей раз с особой тщательностью Но когда вернулся, нравоучение, с воздетым вверх пальцем и сыпящимися ударами еще не закончилось. Наконец, было позволено подняться, но едва маленький мученик двинулся к борту, как был тотчас остановлен: чернокожий полицейский указывал на большую лужу в центре палубы. Тут уж вмешался капитан, объясняя, что давно пора сворачивать экзекуцию - не стоят того эти проклятые кассеты. Однако полицейский уважительно, но твердо упредил этот порыв: не надо, капитан, со своим уставом в чужой монастырь, не надо! И негритенок, вытянувшись во весь свой рост, вынужден был несколько раз перекатиться с одного конца лужи на другой. И только теперь его отпустили.
Шорину было хорошо видно, как прыгнул мальчишка за борт, как сиротливо плавали его шлепанцы, пока он не вынырнул и, несколько раз тщательно умыв лицо морской водой, не подхватил их, после чего влез на корму лодки и потерянно сел на край скамьи.
- Нормально, да! - это подскочивший Есин делился своими впечатлениями. - вот так бы наших ублюдков поучить! Мно-огим бы впрок пошло!
Задумавшийся Шорин молчал. Да, в памяти без труда всплывали вмиг ожесточившие душу физиономии пацанов, способных бахнуть петарду рядом с детской коляской, или сопливых еще девиц, безнаказанно обкладывающих матом пожилых людей, не говоря уж об отъявленной шпане и циничных малолетних преступниках. Но что-то не укладывалось, исподволь корежило предложенный Есиным расклад. И лишь когда красное солнце почти скрылось за холмами, а палуба, не считая единственного чернокожего полицейского, полностью опустела и от разъехавшихся негров, и от разошедшихся моряков, он понял: это были глаза мальчишки - большие, налитые не слезами - нет! - а какой-то глубокой и вечной болью, неизбывной тоской и неодолимой безысходностью. Шорин никогда не видел таких глаз у подонков.
В следующую секунду полицейский, прохаживаясь по палубе, обернулся и, внезапно наткнувшись на рассеяный взор Шорина, озарился искренней улыбкой:
- Хау а ю?
Как-никак, в сей момент они тянули одну лямку.
-Файн, сенкью! - без улыбки, но и без презрительной гримасы, машинально отозвался Шорин.
Скоро, выскальзывая из опускающегося на воду и холмы тумана, сейнер ушел с рейда свободного города.
* * *
Через два года в Сьерра-Леоне вспыхнули жестокие бои. Отчаянные повстанцы, ряды которых были полны молодежью, теснили правительственные войска так яростно и безудержно, что тем на помощь были срочно десантированы голубые каски ООН.