Выбрать главу

Сегодняшний гламур — это претензия на аристократизм без малейшего понимания сути этого феномена. Буржуа желает казаться небожителем за счет чисто внешней атрибутики — дорогих очков, костюма, посещения косметолога и ночного клуба. Никакой внутренней дисциплины и духовного уровня такой стиль жизни не предполагает. Напротив, гламур олицетворяет предельный конформизм и выхолощенность незадачливых персонажей общества спектакля.

Данный пример "кочующего" смысла слов интересен как классический случай подмены понятий. Фактически, не имея опоры в реальности, слово "аристократизм" теряет свой смысл, который, мутировав, переселяется в другое слово… Полые слова продолжают гипнотизировать людей. Полый язык расширяется.

(обратно)

Владимир Бондаренко ДНИ ВАМПИЛОВА

В России во второй половине ХХ века был один гениальный драматург — Александр Вампилов. Фестиваль его имени равен шекспировскому фестивалю в Англии, мольеровскому во Франции, брехтовскому в Германии. Он ценен уже тем, что он есть, этот фестиваль, и что проходит уже пятый год на родине Вампилова в Иркутске. Конечно обидно, что на фестивале был представлен лишь один спектакль по его пьесе "Утиная охота", поставленной, а вернее, повторенной режиссером Кокориным в омском драматическом театре. Но как бы ни критиковали этот спектакль, за дело и не за дело, он на этом фестивале представлял великую драматургию Вампилова, напоминал нам всем о вечной загадке Зилова. И я был рад его появлению в Иркутске. Может быть, сегодня, в период всеобщей петросяновщины режиссерам не до Вампилова, ещё не наступило его время. Но я уверен, конец ХХ века со временем во всех театрах будет представлен прежде всего Александром Вампиловым. На фестивале было собрано множество провинциальных театров Сибири. Москве сейчас не до Сибири, не до провинции. И вампиловский фестиваль был еще и смотром театральных сил Сибири и Дальнего Востока. Приехал театр с Петропавловска-на-Камчатке, возглавляемый неутомимым Валентином Зверовщиковым. И они смело замахнулись на пьесу молодого московского новатора В.Сигарева "Детектор лжи". Они примирили меня с Сигаревым. Я бы сравнил эту пьесу с пьесой "Святой и грешный" моего покойного друга Михаила Ворфоломеева. По крайней мере, это не скучный спектакль. Приехали два кемеровских театра, и опять с новыми пьесами Александра Архипова "Дембельский поезд" и сказкой Ф.Иванова "Верные друзья". Черемховский театр поставил пьесу М.Ладо "Простая история", томский театр привез "Школьные сочинения" Елены Исаевой, омская "Галерка" дала две притчи по прозе В.Крупина и Б.Вахтина. Так что это был еще и смотр современной драматургии. После спектаклей шло обсуждение, кто-то был настроен более критически, кто-то был добродушен. Из Москвы на фестиваль кроме меня приехали известные театроведы Вера Максимова, Римма Кречетова и Капитолина Кокшенева. На обсуждениях присутствовали и иркутские писатели Валентин Распутин и Андрей Румянцев. Самым жестким критиком на сей раз оказался Валентин Распутин, но он же был и самым радушным хозяином. Может так и надо: дело — делом, а дружба — дружбой.

При обсуждении спектаклей Валентин Распутин сказал:

"Раньше русский театр был храмом. Сейчас, конечно, ничего святого в его стенах не осталось. Уже какое-то протрезвление в обществе происходит. Вольно или невольно. Мы слишком много наглотались мерзостей, надышались угарного чада, и если мы хотим жить, надо меняться. В конце концов, у русской литературы есть определенная нравственная репутация во всем мире. И от нас там ждут совсем не литературных мерзостей. Когда мы отказались от наших духовных канонов, от наших поисков смысла жизни, это всех удивило. Не нужен нам мат в литературе, ничего он нам не даёт. Я тут не согласен с Владимиром Бондаренко, он говорит, Валентин Распутин не употребляет мат, а поздний Виктор Астафьев вовсю матерится, хотя пишут об одном и том же. Но я думаю, если бы у Астафьева в последних романах не было мата, он что, хуже бы стал как писатель? Не стал бы хуже. Для Василя Быкова это тем более неестественно. Астафьев красочно матерился за столом — было одно удовольствие его слушать. Но, простите, литература — это совсем другое. В последних его книгах нет его интонации, нет его весёлости, хотя он и пишет "Веселый солдат". Зачем он увлекся этим? Есть у молодежи эпатаж, есть и у матёрых писателей. Виктор Астафьев сделал первую ошибку, заявив, что надо было сдать немцам Ленинград, дальше он уже пошел напролом. Эпатаж это или ожесточённость, не знаю. Я думаю, он сам от этого страдал. Уверен, что он страдал и от одиночества, и от ожесточенности, но уже отступиться не мог, от образа своего нового, от новой репутации. Он стал узаконенным матерщинником в литературе. Я думаю, не надо театру опускаться до улицы, улавливать любой подзаборный сюжет. Он должен зрителя поднимать до своего уровня. Приходят-то в театр до сих пор зрители не за матом и похабщиной, этого всего у них в своём быту хватает. Приходят за чем-то душевным.