Выбрать главу

Чужие – те, кому совершенно не интересно русское богоискательство, – последних поэм Кузнецова не заметили. Заметили свои. Внимательно прочитали и сразу стали больно бить – за кощунство и гордыню, за недопустимое смешение литературы с религией. "Можно уверенно сказать: автор поэмы не имел благословения от православного духовника", – сообщает В. Хатюшин в статье "Без Божества", не оставляющей поэту никаких шансов на оправдание. Ставя вопрос о "нравственной зрелости души, о ее моральной готовности к подобной духовной работе", критик считает, что не имел Кузнецов права прикасаться к священным темам, но, увы, "уверовал в серьезность собственных фантазий" и предстал одним из "гордецов", которых "дьявол сам то и дело выбирает и соблазняет замахнуться на что-нибудь подобное". Как "явную неудачу" оценивает "Путь Христа" К.Анкудинов: "Причина этой неудачи заключается в том, что Кузнецов не смог удержаться от дописывания евангельских первоисточников. В трилогии можно обнаружить множество несоответствий по отношению к текстам Евангелий. Иногда эти несоответствия – бессмысленны, а иногда откровенно кощунственны". Далее Анкудинов – и в этом он неодинок – выдает свое категорическое нежелание различать логику литературы и логику религии: "В связи с этим неясен статус поэм Кузнецова о Христе. Непонятно, что они представляют собой – светские художественные произведения, внутрицерковные тексты или оккультно-эзотерические откровения". "Поэма" – гласят подзаголовки "Пути Христа" и "Сошествия в ад". Опубликованы они в "литературно-художественном и общественно-политическом" журнале "Наш современник". Сам Юрий Кузнецов никогда не собирался создавать "внутрицерковные тексты", от "оккультно-эзотерических откровений" был очень далек. Наконец, Кузнецов – самый значительный русский поэт рубежа тысячелетий, поэт, а не богослов, не религиовед, не сектант. Анкудинов не прав в своем недоумении: не Кузнецов смешивает области сознания, а сам критик. Но его ошибка – симптом действительно сложной ситуации: литература, касаясь христианства, слишком близко подходит к религиозной реальности. Каждый новый авторский апокриф начинает казаться не "литературой", а символом новой веры, отрицающей православие.

Впрочем, призыв И.Тюленева "упасть на колени" перед поэтом, сославшим в ад библейского Иакова, Данте и Гоголя, Тютчева и Солженицына, тоже не слишком воодушевляет. Да и самооценка Юрия Кузнецова, комментирующего "Сошествие в ад", настораживает: "Мощь поэмы чувствуется бессознательно (...) У нынешних критиков нет соответствующего культурного инструментария, чтобы работать над моей поэмой". "Он пошел на божественный риск", – сказал С.Куняев. Этот риск нет смысла осуждать или прославлять. Но о его причинах и последствиях стоит задуматься.

Зачем Юрию Кузнецову Христос – не лично, для души, ищущей спасения, а в мире собственных поэм? Кузнецовское обращение к Евангелию и Апокалипсису – литература, но и литературное обращение к Христу может быть поиском и утверждением "абсолютного центра", стержня нравственного мира, основополагающего мифа, способного объяснить трагический ход истории. Позиция евангелиста, рассказывающего о Богочеловеке, дает возможность подняться над относительностью литературы, над ограниченностью сегодняшнего воздействия художественного текста. Поэт в этом случае становится чем-то большим, чем поэт. Здесь можно найти гордыню, в которой часто упрекают Кузнецова (например, Н.Переяслов), можно и увидеть желание послужить истине (так считают В.Кожинов, В.Личутин).

Сюжеты жизни Христа и его сошествия в ад изначально трагичны и даже пессимистичны по отношению к истории и культуре, но они придают всему происходящему безусловный смысл. Христос будет распят, но впереди – воскресение. Ад забит грешниками, заслужившими наказание, но если существует метафизический "низ", то должен быть и метафизический "верх" – рай, принимающий достойных. Новозаветная история, немыслимая без образа смертных мук, уступающих место радости новой жизни (вспомним, чем завершается "Откровение" и Библия в целом), помогает понять и оправдать катящуюся под откос жизнь современного мира. В апокалипсисе Кузнецова есть преодоление пессимизма: пусть история приближается к катастрофе, пусть оскудение добра идет страшными темпами, так было и в момент земной жизни Христа. И это было предсказано Иисусом Христом о грядущих временах, когда "во многих охладеет любовь". Не будем забывать, что изображение ада – обратная сторона священной надежды на справедливость. Воскресение Христа, Апокалипсис с разными последствиями для грешных и праведных превращают победу враждебных поэту сил в их метафизическое поражение, лишь временно скрытое от всеобщего обозрения. Нельзя забывать о том, когда написаны поэмы Кузнецова – на рубеже тысячелетий, в очень тяжелое для России время.