Вы видели, чтобы в советском кино американец или француз, чукча или друг степей калмык бесчувственно валились под стол?! Никогда.
Показывать русское пьянство было можно и нужно, вот Бородянский с Данелией и попользовались. Каждый фильм по отдельности – весьма и весьма хорош. В паре они – симптом и диагноз. Лично мне неприятно. Насколько же хорош в "Мимино" Вахтанг Кикабидзе! Насколько же прекрасен Фрунзик Мкртчян!
…Следите за мыслью, удерживайте нить. Только кажется, что мы всё время уходим в сторону. Терпеливые будут вознаграждены.
В период осетино-грузинской конфронтации наши пропагандисты явно поменяли интонацию. В сущности, они вернули пресловутую "ткачиху", о чём я предупреждал прошлой осенью. Иные тогда говорили: "ткачиха" была на время, для тактики. Я же утверждал иное: власть уже не может опираться на "грамотных" и на Запад, которые – каждый по-своему – в этой самой власти разочаровались и сказали своё "фи". В былое время Сталин тоже гнобил-стрелял-раскулачивал, но потом-то поднял чарку за "великий русский народ", ибо все остальные предали-отвернулись.
Теперь вот в репортажах из Осетии, из Севастополя, из ООН, из штаб-квартиры НАТО появились немыслимые ещё две недели назад лексика и синтаксические обороты, рассчитанные отнюдь не на успешных офисных работников. Всё это живо напомнило мне позднесоветское время, когда пропаганда работала в основном с переселившимся в города русским крестьянством, которое нужно было адаптировать, сагитировать, развлечь. В котором, как это ни тяжело говорить, власть полагала за необходимость культивировать худшее.
Как думаете, можно ли вообразить, что на студии "Грузия-фильм", которую, кстати, бережно и любовно опекал-курировал сам Шеварднадзе, вдруг стали бы делать фильмы с неприличными грузинами? Нельзя, нельзя такое вообразить. Грузия встала бы на дыбы. Все грузинские режиссеры в знак протеста уволились бы.
Самый страшный удар нашему теперешнему агитпропу нанес Кикабидзе, о чём российские СМИ в массе своей стыдливо умалчивают. Он демонстративно отказался от Ордена Дружбы, который в преддверии войны зачем-то вручил ему российский президент. А попросту Кикабидзе поддерживает Саакашвили! Грузин поддерживает грузина.
Можно, я не буду проводить слишком навязчивые соединительные линии? В этих размышлениях, поверьте, ничего случайного нет. Ни одной смысловой лакуны. Исключительно последовательная речь. Оттого ли, что Манцов – умный? Нет, не оттого. Манцов – цельный. У него есть, быть может, всего-навсего три-четыре небогатые мысли, однако же, они непротиворечивы и ни для кого не оскорбительны.
Смотрите, что говорит Саакашвили: "Караул, нас идут завоёвывать агрессивные варвары!" Саакашвили отнюдь не дурак, он как раз весьма последователен. Когда грузинский президент ругается на Россию, он отождествляет Россию с неадаптированным большинством русско-крестьянского происхождения. Российская власть, как уже было сказано выше, апеллирует в критическую минуту ровно к той же самой социальной страте. Заметьте, не к офисному планктону и не к эффективному бизнесу!
Таким образом, обе стороны конфликта указывают на центрального, с позволения сказать, субъекта теперешней политической ситуации. Подождите, Запад поднажмёт, и у нас снова будут ставить Ткачихе памятники.
К вопросу о Западе и отечественной "элите". Притча.
Пианист Святослав Рихтер был элитой без кавычек. Это по-настоящему крупный музыкант, крупнее многих и многих. Гений мирового уровня, без дураков. Однажды, после очередного совместного концерта с оркестром Герберта фон Караяна Рихтер расчувствовался и решился на символический побег в сторону вожделенного Запада. Будучи этническим немцем, Рихтер так и сказал Караяну: "Ich bin ein Deutscher". То есть: "Я – немец". На что последовало: "Also, Ich bin ein Chineser!", что в переводе означает "Ну да, а я – китаец!"
Представляете? Представляете?!
Беседуют два гения, два немца. Как вдруг тутошний немец сигнализирует немцу тамошнему: "Я – такой же, как ты, один в один. Мы с тобой одной крови, ты и я. Примите же меня в свой элитарный клуб!" На что немец тамошний, человек, совершенно не склонный к гыгыканью, отвечает, точно глумится: "Не примем!"