Сам дух сегодня втоптан в грязь, помочь ему изволь!
От Донегала до Дворца, о, вслушайтесь сюда,
Увы, не правы судьи те, честные господа.
Их имена вполне чисты — да вляпались в позор! —
Ирландской яростной стрельбе бумага Саксов — вздор;
Год размышляли все они: где меньшее из зол?
Как в "Книге Судей" разыскать "невинный ореол"?
Свидетель грубый, Небеса, нож спрячет без труда,
Потерю жизни возместят "честные господа"!
Свидетель грубый умолчит, смеясь, виляя тож,
Кто держит палец на крючке или сжимает нож!
Освободили всех в лице замученных мужчин;
Подобно фениксам, они восстали без причин!
С Ирландией не подойти к согласью никогда —
Ее честные господа — свободны навсегда: —
Зато они бунтовщиков укроют, словно ночь;
Зато убийце завсегда они решат помочь;
Но — если это чистит честь — они уверят Двор,
Что никогда к ним не придет убийца или вор.
По их указке и в толпе не сыщется пустот,
Они не накликают смерть — пусть умер тот и тот.
Они сказали лишь «пугнем», и все бежали прочь —
Что ж, с Богом; дети по уму они теперь точь-в-точь!
Их грех лишь в том, что зван огнем, а цель видна сама —
Питье риторики подать и тем свести с ума —
Им собеседники равны, они — ирландцы тож,
Все-все честные господа, к чему твердить про нож!
Лишь тридцать сребреников взять от фениев в тюрьме,
Лишь только доллары взалкать, что в гэльской есть суме.
Коль белое белым бело, а черное — черно,
Они — предатели, Бог их накажет все равно.
"Освободили", — скажем им: "Спасибо, господа!"
Пускай на вас проклятье вдов в знак Божьего суда
Падет. И пусть позора стыд затопит, как поток,
А каждый честный человек захлопнет ваш роток.
"Возможно ль быть еще черней?" — У вас душа черна,
Пусть красной кровушкой людской окрашена она.
Насмешка перла так из вас, что скошено лицо,
И вы не сможете стереть судейское словцо.
Невинных ручек не отмыть — они пропахли злом;
Толпитесь словно овцы вы за вожаком-козлом;
О, как вы внюхались в порок; перу не прекословь;
Пусть скажут вам — пустяк, смола; — испачкаетесь вновь!
"Долг — стар?" — как Каин стар — и как позавчера свежо;
Как десять заповедей — так закон кроить ножом?
Коль смерть лишь смерть, слова — слова, и словно мячик власть,
Но могут выстрелить слова — тебя навек проклясть!
"Друзья поверили?" Увы, столь легковерны все;
Пускай ревет ревмя душа на дыбном колесе.
Они! — Коль заперта их дверь, весь мир для них горяч,
Но смерти страх проникнет в них, внедрится горький плач?
Секреты графствам не сокрыть, их прошептал испуг,
Их выдал выстрел, рассказал осколок стона вдруг;
На солнце прохрустела кровь, пугая честных пчел, —
Раскрыла мальчикам сполна судейский произвол?
Но вы — вы знаете, ау, поболе в десять раз
Секреты мертвых, слов террор и сговора наказ;
Вопль жеребца и телочки мычание в ночи.
Кто первым правду прошептал? Ты знаешь, не молчи!
Моя душа! Среди убийц и скрытых, и прямых
Сижу в тюрьме, моя вина ударила под дых;
Я лгал и крал; пора давно, Парламентом маня,
За «недоказанность» — как тех — освободить меня.
Освободили — снова чист — иди, лелея честь;
Иди, коль смог закон страны ты Божьим предпочесть —
Одной рукой маши назад, сигналя "вновь борьбу",
Другой прикроешь сердце, чтоб не искушать судьбу.
Коль белое белым бело, а черное — черно,
И ты — предатель, Бог тебя накажет все равно.
Коль стих лишь стих, слова — слова, а Двор понять нельзя: —
Мы для убийц — не образец, но — верные друзья.
Евгений Нефёдов ВАШИМИ УСТАМИ
ОРЕХИ И ОГРЕХИ
"Не до юмора, не до смеха…
Снова ласковая жена
Шаром мангового ореха
Приласкала… А в чем вина?"
Олег АЛЕШИН Да какая уж там потеха,
Если в лоб вам подруга вдруг
Ананасным швырнет орехом
Или влепит свекольный фрукт!
Бесполезно же звать на помощь,
Коли следом она в лицо
Сдуру яблочный вмажет овощ
Иль кокосовое яйцо!
Чтоб на физии отпечатать
Ласки силу — она вот-вот
Кабачковый метнет початок
Иль гранатовый корнеплод…
Отбиваться в ответ — неловко,
Хоть на случай всегда со мной
Авокадовая морковка,
Баклажанище семенной!..
Эх, ласкала бы чем-то лучшим,
Зная то, как люблю на вкус,
Скажем, персиковые груши
Или ягодки, как арбуз…
Но — бобовая свищет брюква,
Лупит клубнями артишок!
…И ушибленный манго-клюквой,
Мой читатель впадает в шок.