Шумеры уже имели и развитое законодательство, по времени, естественно, предшествующее законам семитского царя Хаммурапи. Как пишет С.Крамер, "до 1947 г. древнейшим сводом законов считался кодекс законов Хаммурапи, прославленного вавилонского царя, вступившего на трон около 1750 г. до н.э.... В 1947 г. был обнаружен свод законов, изданный царем Липит-Иштаром на 150 с лишним лет раньше Хаммурапи". (С. Крамер. Указ, соч., с. 63)
Здесь я должен отметить, что, когда я определяю вавилонян как семитов, я вовсе не имею в виду их принадлежность к "расе конспираторов и бунтарей". Нет; завоевав "государство Шумера и Аккада" (государство — мировой лидер того времени), семиты-вавилоняне сами стали государственниками. Семиты-вавилоняне и семиты-ассирийцы были родственны с иудеями в силу этнического происхождения, т.е. лишь формально, на деле же они представляли собой две расы, отличные друг от друга как день и ночь.
Отличие представителя "расы государственников" от представителя "расы конспираторов и бунтарей" колоссально, пусть даже оба человека говорят порой на одном и том же, родном для обоих из них языке.
Данный краткий исторический экскурс был совершенно необходим для того, чтобы правильнее понять ошибки и трагедию Мандельштама, к которому я сейчас и возвращаюсь.
Мандельштам во многих стихах, и особенно в прозе, описывал свой, быть может, главный душевный конфликт: между государственным порядком и "хаосом иудейским". "Шум времени" практически весь об этом, не только соответствующие главки, такие как "Ребяческий империализм" или "Хаос иудейский".
Однако меня могут спросить: о каком, собственно, конфликте я говорю? Разве Мандельштам не стоит целиком и полностью на иудейской точке зрения и разве он не вводит тему государства главным образом для того, чтобы в конце концов отказаться от ее раскрытия, сделав вывод о ее якобы малозначимости?
Да, все так, и в том же самом "Шуме времени" совершенно по-разному описаны первые впечатления мальчика в синагоге и его же наблюдения за имперской жизнью Петербурга. Первые даны торжественно-приподнято, вторые — насмешливо-холодно. "Синагога с коническими своими шапками и луковичными сферами, как пышная чужая смоковница, теряется среди убогих строений". Чувствуете, читатель, стилистическое мастерство? Одни "луковичные сферы" чего стоят! А то, что "пышная" среди "убогих строений", — так чего же еще вы ожидали?
Появления же русского императора описаны следующим образом: "Проездами" тогда назывались уличные путешествия царя и его семьи. Я хорошо навострился распознавать эти штуки. Как-нибудь?( Вообще-то надо бы "где-нибудь" — А.А.) у Аничкова, как усатые рыжие тараканы, выползали дворцовые пристава: "Ничего особенного, господа. Проходите, пожалуйста, честью просят..." Но уже дворники деревянными совками рассыпали желтый песок, но усы околоточных были нафабрены и, как горох, по Караванной или по Конюшенной была рассыпана полиция.
Меня забавляло удручать полицейских расспросами — кто и когда поедет, чего они никогда не смели сказать. Нужно признать, что промельк гербовой кареты с золотыми птичками на фонарях или английских санок с рысаками в сетке всегда меня разочаровывал. Тем не менее, игра в проезд представлялась мне довольно забавной".
Быть может, я не должен так иронизировать над более или менее правдиво описанными детскими впечатлениями. Ведь дети в своем восприятии очень зависят от тех взрослых, с которыми они в данный момент находятся, и Мандельштам, видимо, это понимает, именно поэтому в "Шуме времени" он вначале описал тщательный выбор прислуги родителями, а уж потом совместное с этой прислугой наблюдение за военными упражнениями: "Мне нравился физический отбор людей: все ростом были выше обыкновенного. Нянька вполне разделяла мои вкусы. Так мы облюбовали одного матроса — "черноусого" и приходили на него лично посмотреть и, уже отыскав его в строю, не сводили с него глаз до конца учения".