Выбрать главу

Другая запомнившаяся поездка — в Казань, где я увидел по-государственному рачительное отношение президента Шаймиева к своей национальной культуре и своим писателям. Все дела СП Татарстана прописаны здесь строкой в бюджете, благодаря чему наши татарские коллеги ощущают на себе не просто декларируемую, но вполне реальную заботу и поддержку власти.

В области же непосредственно самой отечественной литературы у меня все эти шесть месяцев зрело убеждение, что русская реалистически-патриотическая словесность, несмотря на то, что она оттесняется коммерчески озабоченными заправилами культуры на обочину, в неприметность и безлюдье, все-таки представляет собой живое и неуничтожимое искусство, как жив и неуничтожим и сам русский народ. В этом меня, в частности, убедило прочтение глубоко национальных романов Арсения Ларионова, психологически точных рассказов Валерия Рогова, произведения некоторых других авторов… Да и только что я завершил чтение рукописи поэта, пока что мало кому известного, — Александра Ильина, но какая затаенная страсть и творческая резкость исходят из его родолюбивых строк! Не удержусь, чтобы не подкрепить свою точку зрения его стихотворением-посланием А.С. Пушкину с эпиграфом: "Я памятник себе воздвиг нерукотворный":

Да, Пушкин славен был в подлунном мире,

пока не вздумали народ "мочить" в сортире!

Но для чего такой стране пииты,

когда она и "Мир" свела с орбиты

и утопила в океане Тихом?..

А ты — о памяти?! Не поминай нас лихом!..

Что стало с нами? Друг степей — калмык —

миллиардер и хан. (Крутой мужик!)

А что касаемо до "дикого" тунгуса —

по-прежнему он мрет и мрет от гнуса,

хоть и не дик, каким когда-то был.

Но олигарх-магнат, хват Абрамович Рома

достал его и там, как негра дядю Тома,

и запросто, задешево купил…

И в школах мы стихи твои не учим —

зачем стихи нам, подневольным чукчам?..

Ну и — о моей личной жизни. В мае я побывал в городе моего блокадного детства, городе моей Судьбы — Ленинграде. И там я вдруг щемящее-печально ощутил, насколько я стал одинок: почти все мои писатели-сверстники уже покоятся на питерских кладбищах. А нынешняя литературная среда Санкт-Петербурга от меня в своем большинстве далека, а частично и враждебна.

Но, возвратившись в Москву, я просветлел: Нет, я не прав! Не одинок я! Потому что по Божьему произволению вокруг меня заколосились единомышленники — пускай и младшие по возрасту, но честные и нежные ко мне! Исчезает разница в летах, и объединительная вера в неповторимость и самобытность России поколенчески сплачивает нас воедино.

2. В творческом отношении прошедшие полгода были для меня до краев наполнены трудом. Я удовлетворен, что моя проза и памфлеты, опубликованные за этот период в журналах "Слово", "Смена", "Всерусскiй Соборъ", "К единству", "Вертикаль" и еженедельнике "Патриот", дают мне право говорить о себе как о художнике, полезном для Отечества. Что же касается хулы и хвалы, то они просто проскальзывают через мое сознание, ибо чувство духовной независимости, укоренившееся во мне, само ведет меня и выставляет оценки.

3. Самые употребительные выражения у нашей политико-экономической элиты это: "Нам надо…", "Мы должны…", "Нам предстоит…" — и им подобные. Но при этом всё — пустопорожне, не подкреплено делом, ну и, понятно, держава, порушенная либеральными реформаторами, снявшими с нее шкуру, не может воспрянуть от одних их слов. А посему я боюсь говорить о своих будущих планах… Наговорю, а потом посрамлюсь. Главное — это чувство, что я тружусь самозабвенно, а значит, полноценно живу.

И еще одно несомненно затронет меня в предстоящие шесть месяцев. Зимой грядет мой крупный и, может быть, последний юбилей. Что ж, юбилей — это не только праздник, но и подведение итогов, тут все справедливо. Но минуй меня фальшь легкомысленного превозношения, свойственная юбилею как жанру! И собственная умилительность, завышающая свою истинную значимость. Ибо стыдно перед самим собой потом сделается…

Надеюсь, что моя независимость и обережение товарищами моей души дадут мне возможность в день моего юбилея ничего не преувеличить, но все осознать. В этом — и осуществляется для меня благодать Божия.

Алексей ШОРОХОВ — поэт, критик, г.Орел.