Г.К.: После всего пережитого на передовой Вам никогда не хотелось «довоевывать во втором эшелоне»?
Е.Г.: После госпиталя я пару месяцев служил в батальоне связи. Отдыхал от войны, так сказать. Но и там люди погибали. Своей судьбы не знает никто.
Как-то шли по полю с командиром роты связи. На нас катушки с проводом на 400 метров. Появился в небе немецкий пикировщик и стал за нами охотиться. Всего лишь за двумя людьми в военной форме. Побежали к окопам. Я отстал, а старший лейтенант успел добежать и запрыгнуть в окоп. Думаю - все, хана! Метров двадцать до окопа оставалось, а туда бомба прямым попаданием. Вот такая бывает служба во втором эшелоне. Мой товарищ Генрих Згерский, командир радиороты, высокий широкоплечий красавец, любимец полка, погиб от одной случайной мины, находясь в километре от передовой. Гибель Саши Кисличко и Генриха Згерского для меня самые горькие утраты на войне.
Осенью сорок второго года, когда в центре Сталинграда сложилась тяжелая обстановка, наша дивизия была переброшена северо-западнее города с целью оттянуть на себя часть сил противника. Шли к передовой, чтобы с ходу вступить в бой. Проходили вдоль огромной балки, в которой тысячи людей копали щели и «зарывались в землю». Штабы, санбат, артиллеристы, обозы, кого там только не было! Пологие склоны балки были сплошь изрыты щелями, возле которых копошились, что-то укрепляя и прилаживая, солдаты. Некоторые сидели и с наслаждением курили разнокалиберные самокрутки - день был теплый.
Это ж сколько народу во втором эшелоне! А на передовой раз, два и обчелся.
Через несколько часов, когда с остатками батальона возвращались из боя, балки было не узнать. Война прошлась по ней, да, видно, не один раз. Скорей всего здесь поработали немецкие пикировщики. Все изрыто, исковеркано. Ни одной уцелевшей щели, ни одного окопа, узкая дорога по середине балки завалена разбитой техникой, перевернутыми, изломанными бричками. Еще дымились опрокинутые кухни с солдатскими щами. И трупы, трупы, трупы... Их не успели убрать. Уцелевшие, полуоглохшие, не пришедшие еще в себя от дикого разгула войны солдаты перевязывали раненых товарищей и пристреливали покалеченных лошадей. Мы, подавленные увиденным, с трудом пробирались по балке, осторожно переступая через трупы людей и лошадей, как будто им можно было еще повредить. Я шел и думал: «Это ж сколько людей побито! Вот тебе и второй эшелон! Нет, на передовой лучше».
Г.К.: Почему люди Вашего поколения, хоть и звучит это странно, называют годы войны лучшим временем своей жизни?
Е.Г.: Для многих людей моего поколения война была лучшим временем нашей жизни. Война с ее неимоверной, нечеловеческой тяжестью, с ее испытаниями на разрыв и излом, с ее крайним напряжением физических и моральных сил, все-таки - ВОЙНА. И дело не только в тоске по ушедшей молодости.
На войне нас заменить было нельзя. И некому.
Ощущение сопричастности с великими, трагическими и героическими событиями составляло гордость нашей жизни.
Я знал, что нужен. Здесь. Сейчас. В эту минуту. И никто другой.
Интервью: Григорий КОЙФМАН, battlefield.ru, «Дуэль», №№45,47, 2005 г.
ОБ ЭМИГРАНТАХ
Дорогой тов. СТАЛИН!
Не моего ума дело, но эта мысль меня беспокоит много времени.
Я считаю, что белогвардейцев, живущих за границей, нужно всех амнистировать.
Мы теперь настолько сильны, что нам их бояться нечего.
Разрешить им жить в Дальневосточном крае.
Этим мероприятием, мне кажется, мы достигнем:
1. Дезорганизуем все белое движение, которое стремится с оружием в руках завоевать себе отечество, т.е. возвратиться в Россию.
2. Оставим всех генералов и вождей без солдат.
3. Заселим Дальневосточный край.
4. Заставим - да они сами с охотой, чтобы искупить прошлые преступления, будут зверски драться с японцами.
5. Нам легче и дешевле обойдется их перевоспитать в советском и колхозном духе в Сибири, чем во время войны драться с ними.
В общем, если бы нам удалось молодых здоровых 100 тысяч перетянуть в Сибирь, этим самым мы окончательно убили бы всякое желание у остальных мечтать с оружием в руках завоевывать себе Родину, т.к. без оружия мы даем им право честно трудиться и жить в Сов. Росс.
Кроме того, японцам это было бы неприятно.
Конечно, тогда нужно организовать в Сибири сильное Г.П.У.
Хорошо было бы это провести XVII Съездом партии.
Тов. Сталин, Вы любимый и мудрый Вождь нашей партии. Может быть, я написал глупость. Прости, что беспокою.
С ком. приветомИ. КУТЯКОВ, 12 декабря 1933 г.
Тов-щу Кутякову.
Не Вашего ума дело, говорите Вы? Почему же? Чем Ваш ум хуже других? Конечно ничем. Может быть, чрезмерная скромность? А Вам знакомо сказание старых людей: чрезмерная скромность хуже гордости?..
И все же я не согласен с Вами, что «белогвардейцев, живущих за границей, нужно всех амнистировать». Единой и сплошной белогвардейско-эмигрантской массы нет в природе. Милюков, Струве, Керенский, Дан, Гучков, Рябушинский и тому подобные - тоже белогвардейцы. Вы, конечно, согласны, что их не стоит амнистировать. Генералов, вождей всяких и руководящих людей из офицеров, как правильно говорите, тоже, конечно, не следует амнистировать. Не стоит также амнистировать белогвардейцев, несущих службу полиции, охранки, контрразведки, диверсии и шпионажа у Японцев в Манчжурии, у поляков и финнов на нашей запад. границе. Это - люди отпетые. Есть еще одна группа эмигрантов - русские специалисты, инженеры, техники (по промышленности), уже устроившиеся на службе в Германии, во Франции, Америке, в Балканских государствах. Мы их приглашали в СССР. Но они не хотят возвращаться к нам и не интересуются вопросом об амнистии. Эти люди, видимо, потеряли чувство родины.
Вот Вам картина.
Остается рядовая и средняя масса эмигрантов, боровшаяся в свое время против нас в армиях Деникина, Врангеля, Краснова, а ныне работой добывающая себе кусок хлеба во Франции - в городах, в Балканских странах и Бразилии - на полях. Часть этих людей (не все!) не прочь бы, пожалуй, вернуться в СССР. Но они уже не вояки, они воевать не хотят, и если вернутся в СССР, то не для того, чтобы проливать кровь на Дальнем Востоке. Конечно, все бывает на свете, и вполне возможно, что часть из этой группы охотно пойдет на Дальвост. Я знаю, например, что в Синьцзяне имеется 2000 белогвардейцев, которые ведут себя неплохо и которых мы, вполне возможно, амнистируем не в далеком будущем - все равно - согласятся они пойти на Дальвост или нет. Но такие вещи надо делать не через трибуну XVII съезда партии, в порядке манифестации, а без шума, в порядке тщательного отбора и кропотливой работы по проверке людей. Предлагаемая Вами манифестация (XVII съезд партии и пр.) нецелесообразна и опасна. Во-первых, овчинка не стоит выделки (соберем 5-10 тысяч людей, а это - мелочь). Во-вторых, такая манифестация может быть понята, как призыв Соввласти к белым приди на помощь, т.е. как проявление слабости, что нежелательно для нас. В-третьих, могут подумать, что мы твердо решили воевать с японцами и открыто собираем для этого армию, несмотря ни на что, несмотря на то, что не исчерпаны еще все средства мирного разрешения конфликта, несмотря на то, что японцы, может быть, пошли бы под конец на уступки. Выходит, что мы выглядели бы, как зачинщики войны - не японцы, а мы! Понятно, что нельзя нам лезть в эту штуку, которая, как видите, очень похожа на ловушку.
Значит, я написал глупость, - можете сказать Вы. Нет, не глупость. Глупость говорят те, которые утверждают, что всякий эмигрант - враг совет. власти чуть ли не по рождению и никого из эмигрантов не следует амнистировать. А таких мудрецов немало еще обретается у нас в партии. Ваше письмо при всех его недостатках представляет дополнительный материал и аргумент против подобных мудрецов.