Я помногу цитирую Вадима Захаровича, ибо его манера говорить, мне кажется, дает о нем наилучшее представление. Подобные тирады он произносил замогильным голосом, без всякого намека на иронию, чувства юмора у него не было вовсе.
Он рисовал таинственные портреты и был забавным собеседником, но вряд ли стал бы я писать о нем рассказ. Поводом послужила одна фраза, им сказанная, которая до сих пор меня изводит. Все дело в этой проклятой фразе. Чтобы хоть отдаленно передать ее смысл, не обойтись без описания некоторых дальнейших обстоятельств его жизни.
Таисья Павловна на семьдесят шестом году жизни заметно и резко сдала. Кураж ее исчез, она сморщилась, уменьшилась в размерах, обессилела. Теперь ей было не до хулиганских застольных выходок. Старость шарахнула по ее сосудам, и Таисья Павловна, начав, как многие, с обыкновенной бытовой забывчивости, вскоре превратилась в неряшливого истукана. Она и обслуживать себя перестала. Художник наблюдал за метаморфозами, происшедшими с маменькой, с затяжным испугом. Ему не верилось, что так бывает с людьми. Периоды затишья, когда Таисья Павловна большей частью дремала то у себя в кровати, то притулившись где-нибудь на стульчике, сменялись у нее приступами активной деятельности. Она шастала туда-сюда по квартире с расторопностью черепахи, но производя много шума, ища с горькими возгласами палку, очки, дорогого сыночка. Она в тревоге допытывалась у Вадима по сто раз на дню: “Ты никуда не уедешь, если я усну? Не бросишь меня?” Он клялся, она не внимала его клятвам и требовала все новых обещаний. Правда, она не отчетливо сознавала, что говорит именно с сыном, часто называла его другими именами. И Захаром окликала, своим покойным мужем, и Петечкой, и Ванечкой, и Натальей Иосифовной, да все так ласково, с неуверенностью, с надеждой, что наконец-то точно угадала. У нее появилось множество обременительных причуд. Она собиралась со дня на день выехать на родину, под город Калинин, где у нее якобы сохранился родительский дом. Где-то там, на далеком погосте покоились косточки всех ее близких, и она собиралась после смерти к ним присоединиться. Вадим Захарович соглашался доставить ее до места, но уверял, что никак не может купить билет. Он потакал ей во всех капризах безропотно, проявляя адское терпение. Дух жизни улетучивался из Таисьи Павловны не по дням, а по часам, она еле ковыляла по комнате, но вдруг силы ее прибывали и она оказывалась на улице у подъезда — расхристанная, с нечесанными волосами, со смертельно белым лицом. Причем, выскакивала из квартиры хитро, исключительно в тех случаях, когда художник удалялся по надобности в туалет либо в ванную. Вадим Захарович догонял ее сломя голову.
— Пойдем, мама, пойдем домой! Ну чего ты?
— Не трогай меня, негодяй!
— Да в чем дело, мама, объясни?
— Ты не знаешь?
— Не знаю.
— Навел полную квартиру этих гадин, а я должна им прислуживать? Не выйдет! Еду к отцу. Он меня спасет. Не трогай меня!
Из глаз ее натурально брызгали слезы, она размазывала их по лицу сухонькими кулачками, а у художника от сострадания останавливалось сердце. Он пытался нащупать пульс, его не было. После долгих уговоров он уводил рыдающую, бьющуюся в его руках маменьку к лифту. Ее терзали миражи, и горе ее было неутешным.
— Найми хотя бы сиделку, — советовали художнику друзья, видя, как он сам истощается. Он отмахивался, не соглашался. Ему казалось, присутствие в доме постороннего человека ухудшит ее состояние. А куда уж было ухудшать.
Долго так продолжаться не могло. Всякой старости положен предел. Как-то поутру Таисья Павловна проснулась совершенно здоровой, в памяти. Впервые за долгую зиму художник услышал, как она напевает в своей комнате, прихорашиваясь перед зеркалом. У него душа захолонула от ужасного предчувствия. Она пела ту самую песенку, которую напевала ему в детстве. В песенке были такие слова: “За кирпичики и за Сенечку полюбила я этот завод”.
— Маменька! — позвал он. — тебе лучше сегодня, я слышу?
— Я в порядке, мой дорогой, совсем в порядке. Вставай скорее пить кофе.
В коридорчике между кухней и ванной Таисья Павловна рухнула на пол, а он не успел ее подхватить. Изо рта у нее хлынула темная кровь и в одночасье она умерла.
На третий день его друзья и близкие собрались на поминки — человек десять. Со стороны усопшей к тому времени на свете уже никого не осталось.
Художник пил рюмку за рюмкой и быстро опьянел. Он бросал на гостей добрые, лукавые взгляды. Я сидел рядом с ним и уговаривал его пойти отдохнуть. Вадим добродушно отнекивался. Он держал себя так, будто ничего особенного не случилось, наоборот, произошло долгожданное событие, отчасти благотворное. Меня это задело, потому что я сам в ту пору собрался помирать. Кто же проводит меня, на кого можно положиться, если сын веселится на поминках матери? По этому поводу я сделал художнику не очень корректное замечание. Он взглянул на меня чудно, без всякого выражения, но в глубине его глаз мерцало отчаяние и они были вытаращены. У меня в тот миг мелькнула мысль, что все свои портреты, столь искусительные, он писал с самого себя, вот почему получались не портреты, а крики.
— Мой милый, — сказал художник тихо, — есть нечто на свете — выше жизни и смерти. Знаешь, что это такое? Это радость прощания с любимыми людьми… Когда-нибудь ты поймешь меня…
Р а д о с т ь п р о щ а н и я с л ю б и м ы м и л ю д ь м и… Неужто тщетны все наши усилия? Вряд ли кто-то по доброй воле захочет это понять.
день литературы
Читайте недавно вышедший из печати уникальный выпуск газеты “День литературы” N 2 (8). Он полностью посвящен исполняющемуся 26 февраля шестидесятилетию Александра ПРОХАНОВА.
В номере — первая публикация из его нового романа “Чеченский блюз”; стихи Николая ТРЯПКИНА, Юрия КУЗНЕЦОВА, Станислава КУНЯЕВА, Татьяны ГЛУШКОВОЙ, Валентина УСТИНОВА, Владимира КОСТРОВА, Евгения ВЕРТЛИБА и Елены СОЙНИ; блестящие статьи и очерки Владимира ЛИЧУТИНА, Сергея КУРГИНЯНА, Александра ДУГИНА: новая идеология русского сопротивления, анализ политики России; рассматривается феномен последнего советского поколения писателей — “Проза сорокалетних”, где представлены Анатолий КИМ, Владимир МАКАНИН, Анатолий АФАНАСЬЕВ; одна из тем номера — русские молокане как хранители русского духа; далее — бабочка как тотемный зверь В. Набокова и А. Проханова; “Александр Андреич как герой русской классики” — в прочтении Евгения НЕФЕДОВА.
Главный редактор газеты — Владимир БОНДАРЕНКО.
Приобретайте “День литературы” N 2(8) у распространителей “Завтра” и в нашей редакции. Тел.: 245-96-26.
В редакцию “Завтра” поступают многочисленные поздравления, адресованные нашему главному редактору, известному русскому писателю, публицисту, общественному деятелю Александру Андреевичу Проханову, ко дню его юбилея. В них — добрые слова привета, сердечные пожелания здоровья, стойкости, вдохновения в творчестве и побед в борьбе. Юбиляр искренне благодарен вам, друзья, за поздравительные телеграммы, письма, звонки и факсы, и заверяет, что все эти строки и все слова — официальные, дружеские, боевые, серьезные, веселые, острые, нежные — расценивает как высокую оценку своего труда и добрый стимул к его плодотворному продолжению во благо читателей “Завтра”, нашего народа и всей России.
РЕДКОЛЛЕГИЯ
РОК = РУССКОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ ( Ответы на письма читателей и почитателей рок-полосы газеты “Завтра” )
l
Газета “Завтра” не раз публиковала интервью с Егором Летовым и материалы о нем… Но у Егора есть брат — авангардный музыкант. Пожалуйста, раccкажите подробнее о нем и его творчестве.
Кузьма Моисеев, Ярославль
С удовольствием, Кузьма, выполняем просьбу.
Сергей Летов родился в Семипалатинске Казахской ССР в 1956 г. , жил с 1959 г. в Омске, где и сейчас живут его брат Егор и отец Федор Дмитриевич. Учился в музыкальной школе по классу фортепьяно. В 1972-1974 гг. учился в физико-математической школе-интернате N 165 при Новосибирском государственном университете. С 1979 года живет в Красково (Подмосковье). Окончил Московский институт тонкой химической технологии имени Ломоносова, аспирантуру в Институте авиационных материалов, эстрадно-духовое отделение Тамбовского культпросветучилища.
Свободный импровизацией начал заниматься в 1980 г. (саксофон). Первое публичное выступление с Михаилом Жуковым и ансамблем ударных инструментов Марка Пекарского в 1982 г. (соло на баритон саксофоне).
В 1983-1993 гг. — тесно сотрудничал с Сергеем Курехиным (дуэт, малая поп-механика и большая поп-механика).
В прошлом году Сергей Летов основал проект “НОВАЯ РУССКАЯ АЛЬТЕРНАТИВА” с участием Алексея Борисова (электроника), Юрия Парфенова, фольклорного ансамбля “Народный праздник”, танцовщиков “Класса экспрессивной пластики” (ПоВСТанцев, Вадима Кошкина (анимация/кино). Позднее к проекту примкнули Анна Колейчук (сценография, костюмы, объекты, видео), Олег Липатов (электрогитара), Виталий Быков (витар), Роман Лебедев (электроника).
Недавно, 28 января, в TV-галерее состоялся очередной перфоманс НОВОЙ РУССКОЙ АЛЬТЕРНАТИВЫ. В выступлении приняли участие: “Народный праздник” (виртуально), Вадим Кошкин (компьютерная графика и видео), сам Сергей Летов, исполнивший свое коронное соло на саксофоне + танцевальная группа из трех девушек: Наташа Широкова, Света и Марина.
Перед концертом Сергей сообщил слегка удивленным зрителям, что посвящает данный перфоманс фонду Сороса.
— Члены одного клана заседают в одном фонде и друг другу премии вручают. Галковский отказался от премии “Антибукер”. Отказ от премий становится правилом хорошего тона… А может ли фонд Сороса дать поддержку человеку, который является автором Новой Русской альтернативы?
После вступления началось действо. Три юных весталки — Наташа, Света и Марина — совершали сверхпластичные телодвижения под звуки авангардного техно. В течение всего вечера антифоном проигрывалась запись “Народного праздника”. Графические видеопостроения органично вплетались в пластические конструкции языческого трио. Над всем парил невероятный, божественно-истеричный саксофон мэтра.
Наташа Широкова — хореограф и солистка “Провинциальных танцев” из Екатеринбурга. Только что из Парижа. Со Светой и Мариной Летов работал на вечере эквадорской эротической культуры. Кроме того, Света принимала участие в проекте “Нагое тело”.