Меня часто спрашивают мои друзья: вот ты неоднократно бывал в Грузии, объездил многие ее районы, познакомился с людьми, народностями - скажи, почему же абхазы никак не могут ужиться с грузинами? Я неизменно отвечаю: без комментариев…
Юрий Кузнецов СВЕТ И ПЕСТРОТА
КРЕСТНЫЙ ПУТЬ
Я иду на ту сторону
Вдоль заветных крестов.
Иногда даже ворону
Я поверить готов.
Даже старому ворону -
Он кричит неспроста:
- Не гляди по ту сторону
Мирового креста.
Ты идешь через пропасти,
Обезумев почти.
Сохрани тебя Господи,
Боль веков отпусти…
А на той на сторонушке
Что-то брезжит вдали…
Хоть на каменной горушке,
Крестный путь, не пыли.
Дальней каменной горушке
Снится сон во Христе,
Что с обратной сторонушки
Я распят на кресте.
ПРИЗЫВ
Туман остался от России
Да грай вороний от Москвы.
Еще покамест мы живые,
Но мы последние, увы!
Шагнули в бездну мы
с порога,
И очутились на войне,
И услыхали голос Бога:
- Ко мне, последние!
Ко мне!
ЗИМНЯЯ ГРУША
Я видел на ветке
последнюю грушу,
Желтела она за версту.
Но вырвала буря
и древо, и душу…
Я грушу поймал на лету.
А буря промчалась.
А груша не знает,
Что нет ни ствола, ни корней,
И в теплой руке
все еще дозревает…
О, груша отчизны моей!
НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ
О, Родина! Как это странно,
Что в Александровском саду
Его могила безымянна
И - у народа на виду.
Из Александровского сада
Он выползает на твой свет.
Как хвост победного парада,
Влачит он свой кровавый след.
Во глубине тысячелетней
Владимир-Солнышко встает,
И знаменосец твой последний
По Красной площади ползет.
Его глаза полны туману
А под локтями синий дым.
Заткнул свою сквозную рану
Он бывшим знаменем твоим.
Его слова подобны бреду
И осыпают прах земной:
“За мной враги идут по следу,
Они убьют тебя со мной.
О, Родина! С какой тоскою
Кричит поруганная честь!
Добей меня своей рукою.
Я криком выдаю: ты здесь.
Немилосердное решенье
Прими за совесть и за страх.
У Божьей Матери прощенье
Я отмолю на небесах…”
Судьба на подвиг не готова.
Слова уходят в пустоту.
И возвращается он снова
Под безымянную плиту.
ВОРОНА
Законы у нас косые,
Резоны у нас столбняк.
На каждом шагу Россия,
На каждом углу дурак.
Стоять на углу - резонно!
Один вот такой стоит.
На ветке сидит ворона,
А он на нее глядит.
Ворона - пустая птица,
Не птица, а божий вздор.
Три дня на него косится,
Три дня он глядит в упор.
Глядят
друг на друга в мокредь,
Глядят друг на друга в дым.
А кто кого пересмотрит,
То мы еще поглядим.
УЗОРЫ
Светлый ангел
пролетал по небу.
Девка выходила на крылечко,
На ступеньку низкую садилась
И брала иголку
с темной ниткой,
На холстине белой вышивала
Тайные девические грезы
И узоры жизни осторожной.
Только ничего не получалось.
Заливалась бедная слезами,
Не могла увидеть даже нитки,
А не то чтоб ангела на небе.
Светлый ангел порадел о девке
За ее девические грезы
И узоры жизни осторожной.
Постучал
по книге голубиной -
Выпали три волоса на землю,
Три закладки
меж страниц священных.
Первый волос
золотой, как нива,
А второй серебряный,
как месяц,
Третий волос
синий и зеленый,
Словно море в разную погоду.
А меж ними облака стояли,
Полыхали тихие зарницы.
Поглядела девка
в поднебесье,
А оттуда молния летела,
А вернее молвить,
паутинка,
В паутинке нива золотилась.
Сотворила девка
свят-молитву,
Отпустила душу и сказала:
- Это волос ангела блистает.
Мне о нем
рассказывала бабка
И шептали во поле колосья…
Поглядела снова
в поднебесье,
А оттуда молния летела,
А вернее молвить,
паутинка,
В паутинке месяц серебрился.
На нее перекрестилась девка,
Облегчила душу и сказала:
- Это волос ангела сияет!
Мне о нем напоминает месяц,
Зимний снег
и седина разумных…
Поглядела снова
в поднебесье,
А оттуда молния летела,
А вернее молвить,
паутинка,
В ней менялось
синее с зеленым.
Перед нею задрожала девка
И глаза, как спящая, закрыла,
Затворила душу и сказала:
- Это волос ангела играет,
Словно море в разную погоду!
Он сегодня
мне приснился ночью.
Ничего я про него не знаю
И дрожу
с закрытыми глазами…
А когда она глаза открыла,
Волосы в ногах ее дремали.
Осторожно их брала руками
И свивала радужную нитку.
И три дня
не грезы вышивала,
А узоры жизни терпеливой,
Мудрые священные узоры.
О трех днях
над вышивкой сидела,
И мелькала быстрая иголка,
И струилась радужная нитка.
На четвертый день
вставала девка:
- Все готово!
Где хвала и слава?.. -
Распахнула душу и ворота
И сказала:
- Вот мои узоры!
Приходил народ на погляденье,
Глубоко ему запали в душу
Мудрые священные узоры.
Все они, как нива, золотились,
Все они, как месяц,
серебрились,
Все играли синим и зеленым,
Словно море в разную погоду.
А меж ними облака стояли,
Полыхали тихие зарницы.
- Это счастье!
- восклицали люди.
- Это радость!
- вопияли дети.
- Божья тайна!
- молвил самый старый.
- И моя!
- заскрежетал зубами
Повелитель мировой изнанки.
Потемнело небо голубое.
Выскочил откуда-то чертенок,
Прошмыгнул
между хвалой и славой
И царапнул по зеленой нитке.
Где царапнул,
там и след оставил,
Где царапнул, там и потемнело,
Хоть слегка,
но все-таки навечно.
Явно для того,
кто может видеть,
А для глаз счастливых
незаметно.
Полностью этот цикл стихотворений публикуется в “Нашем современнике”
Владимир Карпов “Я МОГУ ХОТЬ В ВАЛЕНКЕ ДЫШАТЬ!” ( рассказ )
ПРЕЖДЕ ЧЕМ РАСКРЫТЬ СУТЬ этой исторической фразы, мы должны проснуться ранним утром памятного августовского дня 91-го года. “Ну, теперь они Ельцину хвост прижмут!..” - с мощным хлопком в ладоши разбудил меня мой громогласный отец. Он завороженно прихохатывал перед телевизором, держа под мышкой, словно шпагу, мухобойку. Приехал к нам мой вечный странник-отец с неделю назад, чтобы, как он выразился, “верно воспитать внуков”. Внучатам было шестнадцать и пятнадцать лет, а наблюдали они своего педагогически настроенного дедушку за эти годы третий раз.
Отец часов с пяти начинал бегать по квартире с мухобойкой, изничтожая, казалось, саму возможность существования какой-либо пришлой живности. Словно освежающий душ, он “принимал” утренние блоки радио-теленовостей, жизнерадостно будил нас политинформацией и с рабочей сменой выходил в народ, в массы, сотрясая заплесневелый ход жизни нашего подмосковного городка, называвшейся в прошлом “Затишье”.
“Бзынь, бзынь” - раздался звонок так, что можно было подумать: гэкачеписты начали шмон… На пороге стояла невысокая ладненькая старушка:
- Александра Степановича, - втянула она голову в плечи. - У меня такие дела, что если бы не ваш папа - я бы уже повесилась!..
Завиделся ее “спаситель”:
- Я не могу так жить, чтобы не голосовать! - загудел он о своем, в согласии с историческим моментом, - что я, не гражданин СССР?
Дело в том, что отцу отказали в прописке. Фамилии у нас разные, в моем свидетельстве о рождении значится только его гордое имя - Александр, и далее долгий прочерк. Требовалось установление отцовства: для этого нужно было ехать в родные края, то есть на Алтай, в город Бийск, собирать свидетельства очевидцев моего, так сказать, чудесного рождения… Отец, правда, предлагал взять его славную фамилию, но, дожив до сорока лет под своей, пусть и скромной, менять - оно как-то и странно. Для меня она звучит как завоевание, фамилия материнского рода Карповых… При этом отца, не прописывая, поставили на ветеранский учет, на спецобслуживание в магазине, начислили пенсию - живи, дед! Но что это, действительно, за жизнь, если не можешь голосовать?!