- Антон?! - появился отец. Он отбегал с мухобойкой, отрапортовал мне политические новости, дал кругаля по городу и вернулся, заряженный бодростью. - Ого, какой вымахал!
Дед и этого внученка видел лишь в раннем детстве, но узнал сразу. Посмотрел еще мгновение, отстранившись, и перешел к делу:
- Так, говорить будем после, айда, Антон, телевизор поможешь донести. Они меня здесь не прописывают, я ухожу к женщине. Она живет одна, дети отдельно. Молодая, на четырнадцать лет моложе. Но это ничего. Образованная, не то что эта, голова трясется… У нее телевизор есть, но квартира двухкомнатная - она захотела отдохнуть, а я же без “новостей” не могу - я включил себе и смотри!..
К новой жене - с другим внуком! Благо, телевизор небольшой. Поднял его Антоша во весь свой рост, поставил на плечо, и подались… На этот раз пассия отца жила на другом конце города, поэтому племянник вернулся не скоро. С деликатной улыбкой рассказал, что бабушка “подкрашенная”, “с укладкой”, приняла его любезно, долго расспрашивала и выдвинула условие, что с дедушкой она зарегистрируется в том случае, если тот переведет на ее сберкнижку свои сбережения… Отец с полгода назад продал однокомнатную хрущевку в Узбекистане - время перемен позвало его в Россию! Изначальная сумма была копеечной, инфляция ее объела, и после покупки телевизора у него оставалось по тем ценам примерно на кожаный пиджак. Но отец в этом смысле жил по послевоенным меркам и казался себе богатеем!
За день я замучил телефонный диск, тщетно пробиваясь к Б., человеку оттуда, где меняют режимы в стране. Племянник и сын обошли коммерческие лавки нашего городка, довольствуясь все тем же мистическим пугающим эффектом от демонстрации черных филинов с часами в когтях.
Отец объявился лишь к вечеру. Непривычно озадаченный, приглушенный. Заметно обозначились старческие, потянувшиеся к ушам плечи. К прежним условиям образованная, молодая жена добавила новые требования: суженый должен оформить ежемесячное перечисление на ее расчетный счет своей ветеранской пенсии, по крайней мере, ее 75%… Что-то отцу в понимании происходящего было явно неподвластно.
- К Настеньке сейчас по пути завернул, - с нежнейшим трепетом признался он, - родня ее набаламутила и убежала. И сидит опять старуха одна, головой качает…
Не знаю, как он провел ночь, но еще светало, когда раздался звонок. На пороге был отец с телевизором в инвалидной коляске.
- Будить вас не стал, у Ивана, под вами живет, коляску взял: он каждый день в пять жену на прогулку вывозит… Пойду, верну.
Автобусы еще не ходили, получалось, он уже дважды сносился туда-сюда, прикатил через весь город телевизор! Н-да!.. Однако и ночка была у молодых!
Пояснять отец ничего не стал. Лишь сказал, энергично растопырив пятерни:
- Не та тут у вас, в Москве, старуха! Не та!
К началу рабочего дня он вернулся к прежней установке - с красными книжечками к главе администрации.
- Я свою ветеранскую, а ты свою - бахнем ему об стол!
Прежний разговор все-таки возымел действие, и отец отказался от мысли тыкать книжкой под нос.
- Да этот глава сидит там, хвост прижал! - становился я изощренным, овладевая отцовской терминологией. Это убедило. Мы отправились не в администрацию, а в паспортный стол. Я пристроился было к очереди, но тятя (ветеран!), процокав лыжной палкой о керамическую плитку, вошел прямиком в кабинет начальника. Скоро из кабинета раздался душераздирающий крик:
- Пропорю, гад!
Я опрометью бросился на голос, распахнул дверь и увидел: полный человек в форме майора милиции, вобрав в себя живот, стоит у белой стены, за креслом, а дед, неистово потрясая палкой, целится в него блистающим острием. За другим столом, в углу, также белый и прямой, как бы завис сержантик.
- Я что, дурака перед вами валять пришел?! - наступал дед. - Вова, покажи ему руку! - отец схватил меня за запястье, ткнул ладонью в глаза майора, а рядом выставил свою пятерню. - На, смотри, одна рука!
Довод действительно был неоспорим: похожи руки!
- Я не сомневаюсь, что это ваш сын, - ласково заговорил майор, выворачивая глаза на палку, - но, к сожалению, в нашем обществе пока еще существуют некоторые формальности… - теперь он умоляюще смотрел на меня.
- Отец, давай я сам с ним переговорю, с глазу на глаз, покажу ему свою красную книжечку… - все точнее улавливал я убеждающую отца аргументацию. Отец вышел. Майор, вытирая испарину, все тем же странным для представителя столь почтенной профессии вкрадчивым голосом принялся мне объяснять то, о чем я уже слышал в ЖЭУ и в суде.
- Но проще всего для вас, - дополнил он, - оформить опекунство, как на чужого пожилого человека, нуждающегося в уходе… - Майор чуть помолчал и добавил. - Не обижайтесь, но по-человечески хочу вам сказать: хорошенько подумайте, прежде чем прописывать такого папу…
На улице отец обнаружил, что паспорт его у меня, без изменений, и он все так же не может голосовать, да еще и нуждается в опекунстве:
- Дрянь тут вы все! - зашагал от меня дед размашисто и прочно.
Меж тем в центре столицы, как фаллические символы власти, уже стояли с поднятыми дулами танки. А безвестный генерал Лебедь, возглавлявший колонну, плутал в это время в коридорах власти, отчаянно пытаясь выяснить - где враг?!
Отец мой, как и весь народ, узнавал о происходящем через электронные СМИ. Он магнетически прилип к телевизору, то присаживаясь, то вскакивая с резким взмахом мухобойки и кратким комментарием: “Резинщики!”
Не стать участником событий мне показалось непростительным. Отправился в Москву. На автобусной остановке бросилось в глаза свежее объявление со знакомым размашистым почерком: “Старик 79 лет. Хожу с палочкой, но еще крепкий, пенсия большая (инв. ВОВ). Жилья нет. Ищу спутн. жизни с жил. пл. Обращ. по адресу…”
И далее - улица, дом, но нет корпуса и квартиры. Дом же у нас десятиэтажный, с шестью подъездами, а рядом, как раз под указанным номером, без корпуса, пятиэтажка… И таким вопиющим одиночеством дыхнуло это объявление - странным, необъяснимым сопротивлением чему-то!.. Сидит там старик наедине с историческими катаклизмами: ни прописки ему, ни старухи путной… Ткнется какая в его объявление - и сразу понятно: хоть и большая пенсия, а уж в маразме!.. Вернулся, по возможности не нажимая на момент склеротичности, сказал, мол, у нас ведь не просто дом номер, а еще и корпус, квартира…
- Это я специально, - проявил отец небывалую ясность ума: - Кому надо, найдет!
По пути на электричку я обнаружил еще два-три точно таких же закодированных объявления! И дальше ехал уже спокойным за отца, в дни потрясений все-таки исполненного ожидания той настойчивой, которая прошерстит два многоэтажных дома, но найдет его, еще крепкого, хотя и с палочкой…
Ночью я ввалился к другу, живущему на Арбате. Тот сидел перед включенным телевизором и транзисторным приемником и знал о происходящем лучше меня. От друга же, несмотря на поздний час, я позвонил Б. - просто набрал номер по инерции. И к полному изумлению, мне ответил его бодрый, оптимистический голос, мол, все нормально, газета будет, вот вернется шеф из отпуска, подпишет и… То ли темнил, рассчитывал на чужое ухо, подумалось мне, то ли с высоты не всегда видней?.. Там солнце, вершины слепят и не разглядеть, что здесь, внизу, все уже потекло и поплыло… Однако напряжения в ожидании развязки событий добавилось: может, ему что-то особенное известно.
К рассвету я захватил боевой люд на площади, которая скоро получила соответственное название “Свободы”, в ликовании. И так воистину романтически, чисто светились глаза! Лица были одухотворены, полны чувства значительного!.. Во многих, если не в большинстве из ратников новых свобод, угадывались представители НТР с их характерными очечками, аккуратными бородками, гладкими стрижками. Они в эти дни оказались самым революционным классом; тогда им, будущим челнокам, рыночным торговцам или даже создателям АО, наверное, мерещились честно защищенные диссертации, открытия, признание!..
Празднично гремела музыка! На высоком крыльце “Белого дома” - название, также появившееся в те дни - раскованно и грациозно танцевал парень. Восторг!.. Наиболее активные или непримиримые вскрывали люки брошенных бронетранспортеров, зарили, раздавали патроны на сувениры подоспевающим с разных концов горожанам или, точнее - россиянам.