14-го июня по указанию Сталина вышло знаменитое сообщение ТАСС, которое потом многие расценили как некую оплошность. На самом деле оно имело своей очевидной целью вынудить германское руководство отреагировать. По каналам той же разведки, в частности знаменитой «кембриджской пятёрки», была получена достоверная информация, что именно в середине июня начинается усиленная концентрация немецких войск на западной границе СССР. Однако руководство западных приграничных округов, в частности командующий киевским особым военным округом генерал-полковник Кирпонос и командующий западным особым военным округом генерал армии Павлов проигнорировали эту директиву Генерального штаба и наркомата обороны, и проявили преступную беспечность.
К тому же, к сожалению, нашей разведке – и этот факт подтверждают многие мемуаристы, в том числе генерал армии Жуков – не удалось точно установить масштабы концентрации и направления главных ударов передовых частей Вермахта. Именно это обстоятельство сыграло роковую роль в начальный период войны в приграничных сражениях. То есть на очень узких направлениях главного удара немцы создали 6-ти, 8-ми и даже 10-ти-кратное превосходство ударных танковых и моторизованных группировок, частей, которыми они пробивали советскую оборону и устремлялись вперёд.
21-го июня, когда по каналам нашей разведки и от перебежчиков была получена более точная информация о том, что именно 22-го июня между тремя и четырьмя часами утра Германия без объявления войны начнёт боевые действия по всему периметру советско-германской границы, состоялось экстренное совещание у Сталина в кремлёвском кабинете с участием всех членов Политбюро ЦК и руководства наркомата обороны. Там, вечером 21-го числа, была подписана и отослана в войска директива. К сожалению, директива опоздала, потому что уже в половине четвёртого утра противник предпринял массированные авиационные удары по нескольким десяткам советских городов. В частности Киеву, Севастополю, Одессе, Минску, и передовые части Вермахта перешли границу. Где-то налёт немецкой авиации был встречен во всеоружии. Например, на Черноморском флоте. А где-то наши командиры и военачальники сплоховали. В частности на территории западного особого военного округа в Белоруссии.
В первые дни войны Сталин не терял нитей управления и не впадал в депрессию. Это очередная ложь, совершенно сознательно запущенная в общественный оборот. Все документальные источники, за исключением мемуаров Хрущёва и Микояна, доподлинно доказывают, что Сталин с самого начала войны находился в рабочей форме. Более того, он практически без выходных и проходных в своём кремлёвском кабинете принимал десятки, если не сотни людей: ответственных работников ЦК Партии, наркоматов, обороны, промышленного комплекса, сельского хозяйства, советских партийных работников, военачальников и так далее. Есть журнал посещений кремлёвского кабинета Сталина и там чётко видно по часам и датам когда и кого он принимал.
Да, у Сталина был один день, когда он впал, условно говоря, в депрессивное состояние – вечером 29-го - в первой половине 30-го июня 1941 года. Вероятнее всего это было связано с тем, что накануне, 28-го числа, передовые части Вермахта захватили столицу советской Белоруссии Минск. Сталин, получив информацию об этом, выехал непосредственно в наркомат обороны на Знаменской улице, где у него состоялся довольно тяжёлый разговор с Тимошенко и Жуковым. Известно, что разговор был на повышенных тонах, отличался особой жёсткостью и даже взаимными оскорблениями. После этого разговора Сталин действительно уехал в Кунцево и только на следующий день принял ряд членов Политбюро. Именно тогда, после обсуждения всех вопросов, связанных с организацией обороны страны, было принято решение о создании высшего внеконституционного органа на период войны - так называемого Государственного Комитета обороны в составе 5-ти человек. Сталин был назначен председателем этого Комитета, его заместителем стал нарком иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов. Остальными членами стали зампреднаркома СССР маршал Климент Ефремович Ворошилов, нарком внутренних дел генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Павлович Берия и секретарь ЦК ОКПБ Георгий Максимилианович Маленков.