Выбрать главу

Именно так в качестве “объекта терроризма” был выбран церетелиевский памятник. Всю операцию по его минированию контролировало московское управление ФСБ: об этом свидетельствуют аудио- и видеозапись происшедшего и многочисленные записи телефонных разговоров губкинцев, которые источник продемонстрировал нам при встрече. Кроме того, сразу после ареста “террористов” на даче у Губкина была мгновенно найдена и изъята как улика часть деревянного автомобильного кузова, из которого были вырезаны подложки для взрывчатки, — подобная оперативность, по словам источника, объясняется тем, что все явки и вещдоки давно были известны ФСБ.

В связи с этим у редакции возникает ряд вопросов к ФСБ. Зачем органам понадобилось хладнокровно провоцировать молодых людей на совершение теракта — не для того ли, чтобы торжественно раскрыть прокоммунистическую “террористическую организацию” и тем самым оправдать будущие репрессии против КПРФ и оппозиции? Как могли сотрудники ФСБ хладнокровно наблюдать за тем, как дилетанты собирают в центре Москвы бомбу и перевозят ее с места на место, подвергая риску жизни тысяч москвичей? Наконец, кем же является московское управление ФСБ — гарантом безопасности граждан или организацией, фактически провоцирующей терроризм?

По данным источника, всю операцию против губкинцев якобы возглавлял начальник следственной службы московского управления ФСБ подполковник Ю. Лисицын, получивший последнюю звездочку за разработку дела по взрыву в кабинете депутата Лысенко. Этот же Лисицын, по утверждению нашего источника, курирует оперативно-следственные дела против сотрудников редакции газеты “Завтра”: главного редактора А. Проханова и журналистов Н. Анисина и В. Шурыгина. Мы хотели бы узнать от управления ФСБ по Москве и области, насколько соответствует действительности полученная редакцией информация.

СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ “ДЕНЬ”

Сергей Погорельский РУССКИЕ И ЕВРЕИ: ШАНС ДИАЛОГА ( мысли русского интеллигента )

ПОД ГИПНОЗОМ СТАРЫХ МИФОВ

Начиная диалог с радикальными представителями еврейства, мы должны сначала осмыслить их первые заявления о России. Не будем трогать гротескные фигуры вроде Новодворской или Борового. Возьмем сугубо академическое издание — книгу “Русская идея и евреи” (1994), выпущенную небывалым для издательства “Наука” тиражом в 15 тыс.экземпляров.

Первое, что бросается в глаза, это как раз уход от всякого диалога. В этой книге все оригинальные работы собраны в раздел “Христианство после Освенцима и ГУЛАГа”. Здесь много говорится о Православии, но не дано слова ни одному православному священнику или писателю. Авторы — польский ксендз, еврейский богослов, историк Талмуда (христианин неизвестной конфессии), писательница из диссидентов и историк западной науки XVI века. Возможно, православных и приглашали, но те, прочитав, что написано их соавторами, отказались. Итак, каковы же главные мысли?

Первая из них в том, что христианство по сути своей есть антисемитизм и юдофобия. Корень зла — в христианстве.

Эта мысль настолько непреклонна, что христианство представлено почти как непосредственная причина Холокоста (уничтожение евреев нацистами). Вот что мы читаем:

“Христианские теологи впервые задумываются над темой “антииудаизм в Новом Завете”. Они обнаруживают юдофобский потенциал Нового Завета — потенциал, который сполна реализовался в истории Церкви”.

“В евангелии Матфея мы находим... пароль христианского антисемитизма: “Весь народ сказал: пусть кровь Его будет на нас и на детях наших” (27:25). Что же касается евангелия Иоанна, то в нем есть текст, ставший ключевым для христианского варианта идеи жидо-масонского заговора”.

“Сегодня Освенцим надвигается на нас, как суд над самим христианством... Не будь юдофобии в самом христианстве, Освенцим был бы невозможен в сердце христианской Европы... Неспособность христиан противостоять нацистской юдофобии была обусловлена юдофобией целого ряда христианских святых, в том числе Иоанна Златоуста, Августина, Фомы Аквинского и Мартина Лютера”.

Не будучи религиозным человеком, я все же скажу, что подобная прямая увязка социальных процессов ХХ века с Новым Заветом или Иоанном Златоустом — невиданная профанация религии. Тем более когда речь идет о Западной Европе, где, как давным-давно сказал Ницше, “Бог умер”. И потом, почему же христиане Европы виновны, что не пошли на смерть, защищая евреев, если сами евреи не стали защищать ни друг друга, ни даже свои семьи? Ведь нацистам не стоило ни капли крови собрать и уничтожить, как говорят, 6 миллионов евреев. Это было бы невозможно, если бы среди них возникла хоть какая-то воля к сопротивлению. Восстание в Варшавском гетто — единичный и в масштабах мировой бойни небольшой эпизод.

Более того, Э.Фромм в своей известной книге “Анатомия человеческой деструктивности”, подробно цитируя исследование Б.Беттельхайма о поведении разных групп людей в нацистских концлагерях, говорит о том, что именно “аполитичные заключенные из среднего класса (особенно евреи)” вели себя несолидарно и были пособниками СС: “Они принимали все слова и действия СС как совершенно законные и возражали только против того, что они сами стали жертвами; а преследования других они считали вполне справедливыми”.

Но все же книга посвящена русской идее. При чем здесь христианство Запада? Отделяющие евреев от христиан постановления Латеранского собора (1215 г.), которые не раз поминаются в книге, были приняты после полного разрыва Запада с Православием, даже после разграбления Византии крестоносцами. Но по контексту книги выходит, что все равно русские виноваты. А ведь православные христиане и их сыновья дали отпор Гитлеру, спасли значительную часть евреев от Холокоста, освободили Освенцим. Как это ни поразительно, в книге об этом ни слова!

В целом Православие в книге представлено как бы не христианским, почти языческим, национальным (а уж его поддержка российской государственности в советский период трактуется как “сотрудничество с палачами”): “Я думаю, что наше православное христианство утратило характер Евангелия... Взамен этого оно стало “стержнем русской культуры”... Принеся некогда проповедь Евангелия в жертву национальной идее, Русская православная церковь по-прежнему остается верой нерассуждающих крестьян и людей, чье сознание связано с общинным менталитетом... Не уверен, что РПЦ станет той церковью, которая приблизит русский народ к пониманию христианских ценностей демократии”.