неслышно, как волна,
в координатной сетке
присутствовать должна. —
Переживает Лёха
за отчую страну,
за подлую эпоху,
за горькую войну.
Мемуарист
По Ближнему и Среднему Востоку
прошёл пешком, проехал на броне.
И вот в тверской деревне одиноко
воспоминанья пишет о войне.
Он сам уже порой подзабывает
далёкие безвестные бои,
в которых умирают, убивают
и предают: чужие и свои.
Кому нужны воспоминанья эти?
Друзья погибли, умерла жена
и отдалились выросшие дети,
да и страна — давно уж не страна.
Он топит печь, с колодца воду носит,
армейские досматривает сны.
И ничего у мира он не просит,
как не просил когда-то у войны.
Русская молитва
Раз вы так, то мы будем молиться,
потому что всему есть граница
и смирение вечное тоже
на измену бывает похоже.
Беспощадна духовная битва,
если в дело вступает молитва,
и свершается под небесами
то, что не совершили мы сами.
Или вы позабыли Давида,
не прощавшего людям обиды
и просящего Бога в моленьях
уничтожить их в трёх поколеньях?
Вам припомнятся эти псалмы, —
на молитву становимся мы.
* * *
Не жаль мне поэзии как таковой:
она не всегда оставалась живой
в переворотах истории,
сколько б об этом ни спорили.
Ещё возродятся, хоть тресни,
стихи и высокие песни.
Но эти вот мальчики, девочки,
ушедшие в англо-припевочки,
умрут безвозвратно, всерьёз.
Вот их-то и жалко. До слёз.
* * *
Мне снится пешая пехота —
та, старенькая, без машин,
бредущая через болота,
лежащая вокруг вершин,
означенных на карте серой
цифирью чёрной неживой
в четырнадцатом ли, в сорок первом,
в Галиции ли, под Москвой.
Сравняла пешая пехота
телами в пласт и в два пласта
низинки те и те высоты —
сегодня дачные места.
* * *
Какая, к черту, Украина,
когда есть Киевская Русь —
первоисточник, сердцевина,
славянская мечта и грусть.
Была окраиной для Польши,
не устоявшая в бою,
но мы её любили больше —
праматерь русскую свою.
Вернули Киев и другие
её святые города,
её местечки дорогие,
пусть и смешные иногда.
Великороссы, малороссы,
никто не мал и не велик.
Да, чуть по-разному курносы,
да, отличается язык,
подпорченный татарским игом
и польским игом в оный век, —
но, встретясь, понимаем мигом:
проходит русский человек.
А разбредёмся ненадолго —
вдруг обернёмся на пути:
за нами Днепр, за нами Волга,
нам больше некуда идти.
* * *
Лицом к лицу со смертью?
У смерти нет лица.
В бессмертие поверьте,
сражаясь до конца.
Пусть черти строят рожи,
пусть враг глядит в упор,
но смерти быть не может,
коль нету до сих пор.
Пока вы в жизни живы,
до самых крайних лет, —
все предсказанья лживы
и приговоров нет.
Без робости и страха
пройдя земным путём,