Наш мощный, с советских времен накопленный потенциал мы двигаем на мировой рынок. Добиваемся строительства в Китае шести энергетических блоков. Получаем заказ в Индии. Помогаем Ирану строить станцию в Бушере. Политики Запада используют множество рычагов давления, включая прямой шантаж, как это было в случае с Ираном, дабы вытеснить нас с мировых рынков. Но мы действуем, исходя из национальных интересов России, что не исключает дружеских отношений между энергетиками всех стран. Вы правы, здесь, в Удомле, вы можете наблюдать профессиональное мировое братство энергетиков.
А.П. А что происходит в городе, за пределами станции? Политические страсти, культурные увлечения, митинги, забастовки, рок-фестивали?
С.А. Ничего этого нет. Политически народ выглядит индифферентным. Устал от политики, от лидеров, от телевизионной трескотни, которая годами подменяет дело, правду, искреннее чувство. В городе есть коммунисты, жириновцы, баркашовцы, но все очень слабо проявлены. Нет так называемых "демократов", сторонников Явлинского или Немцова. Активны баптисты, но с помощью станции в Удомле возводится каменный православный храм. Ощущаем рост наркомании — и стараемся завершить строительство Дома Культуры, который, быть может, отвлечет молодежь от пороков. И что я должен заметить. У нас были очень трудные времена, когда месяцами не выдавали зарплату, люди роптали. Но ни разу намека не было на какие-то массовые выступления, забастовки. Работали даром, "за идею", слишком хорошо понимая, что атомная станция — не место для забастовок. По психологии мы — государственники, державники. Быть может, этим и объясняется наша выдержка, которая со стороны кажется политической апатией.
А.П. После общения с людьми у меня возникло одно странное ощущение. Действительно, сегодняшние атомщики более раскованы, чем раньше. Более "светские", если так можно выразиться, свободны и легки в суждениях. Но что-то в них исчезло. Ощущение сверхзадачи, быть может. Чувство, что они — на переднем крае общественного развития, что они самые важные, лучшие, героические. Какой-то очень значительный ломоть самосознания у них отломили. И чувствуется тайная печаль, даже боль, недостаточность.
С.А. Может быть, вы правы, Александр Андреевич. Атомная энергетика всегда была локомотивом развития. А теперь этот локомотив отцепили, развитие кончилось. Что должен чувствовать машинист остывшего, остановившегося тепловоза? Но замеченная вами печаль — это свойство не одних энергетиков. Так же чувствуют себя военные, космонавты, дипломаты. То есть все те, кто связывает свою жизнь и работу с понятием "Великая держава". Этот кризис идеологии и государственной психологии сказывается и на атомных энергетиках. Кто сейчас "герой" общества? Кому хочет подражать молодежь? Адвокат, который зарабатывает бешеные деньги в бесконечных сутяжничествах. Топ-модель, которая мелькает обнаженными телесами на лакированных обложках журналов. Эстрадный юморист, готовый высмеять все самое святое или трагическое. А истинные герои нации, будь то десантники, положившие голову в Чечне, или подводники, отплывающие из своих нищенских квартир на боевое дежурство в океан, остаются в тени. Но так, я полагаю, вечно продолжаться не может. Когда Россия найдет в себе волю к возрождению, сбросит с себя всякую муть и труху и рванется в ХХI век, нагоняя упущенное, мы, атомщики, вернем себе авангардное мироощущение. Вновь оседлаем русского атомного коня.
Отрывок из романа.
"Состоялся пуск станции. На пульте диспетчера, у выгнутой мерцавшей стены с бессчетными циферблатами, кнопками, в разноцветном мелькании ламп, собрались операторы. Нервные, тревожные, чуткие, касались клавиш, включали системы, приводили в движение множество больших и малых машин, зажигали на пульте гроздья огней. Станция оживала, шевелилась, вращала валы, крутила колеса. Энергия проникала в ее угрюмую плоть, безжизненные холодные массы начинали дышать и пульсировать. Люди у пульта, как массажисты, массировали ее пальцами, втирали в нее тепло, вталкивали жизнь, вдували душу. Она оживала во всех своих элементах, расправляла онемелые члены.
Возникали сбои. То один, то другой агрегат включался неточно. На пульте вспыхивало табло тревоги, истошно сигналил звонок. Станция отключалась, ее покидала жизнь. Операторы, как врачи, прослушивали ее и простукивали. Находили в громадном тулове малую помеху, неточное сопряжение сустава, не успевший замкнуться крохотный лепесток. Снова включались машины,