Александр Румянцев. Ваш вопрос очень кстати. Этому проекту уже восемь лет. Как раз вылетает наша делегация на переговоры с департаментом энергетики США, будем решать, как сотрудничать дальше по этой проблематике.
А насчет разбазаривания — ничего мы не разбазариваем! Мы продаем уран для атомных станций всего-то трехпроцентного обогащения. Оружейное же обогащение — это 90 процентов. А мы берем лишь маленькую толику. И это все определено нашими международными обязательствами по сокращению оружейных материалов, которые мы и Соединенные Штаты взяли на себя. Мы здесь, можно сказать, поспешаем не торопясь. Берем часть оружейного урана, переводим его в атомно-энергетический и поставляем. Суть проекта "ВОУ-НОУ" состоит в том, что из высокообогащенного урана производится низкообогащенный. И цены, повторяю, не демпинговые. Здесь нас не загоняют в тупик, хотя мы считаем, что цены должны быть выше. Ну а ту природную компоненту естественного урана, который добывают, возвращаем и реализуем в других местах, частично на американском континенте. Это нас не устраивает. Мы хотим, чтобы американцы покупали у нас обогащенную часть, природную, и ничего нам не возвращали.
Александр Проханов. Эти ресурсы вы аккумулируете у себя или у вас значительную часть отбирает бюджет?
Александр Румянцев. Деньги на развитие отрасли поступают в федеральный бюджет. Там есть строка, сколько мы наработали и столько пойдет на развитие отрасли. За эти 8 лет удалось переломить ситуацию, и мы за 2000 год выдали электроэнергии на наших атомных станциях столько же, сколько в советский период. Наверное, наша отрасль первой вышла на показатели советского периода. И мы гордимся этим. Добились такого результата без прибавления мощностей. Только за счет того, что сохранили потенциал, обеспечили нужный уровень зарплаты, технической вооруженности, обеспечили уровень безопасности, согласно международным правилам. На текущий год мы запланировали еще больший рост и все это благодаря в том числе и проекту "ВОУ-НОУ".
Александр Проханов. Теперь о том, что на поверхности, вокруг чего кипят страсти, закручиваются конспирологические истории, про что в народе говорят "ядерные отходы". С одной стороны, эти страхи народные абсолютно понятны. Они имеют под собой почву, вспомним Чернобыль. Народ боится как бы сатаны в ядерном реакторе. С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что экологические истерики, которые закатывались, закатываются и еще, очевидно, будут закатываться, иногда не совсем бескорыстны. Спецслужбы самые разные давно оседлали экологическое движение и используют его для приостановки тех или иных индустриальных программ... Я совсем недавно был на Ижорском заводе, видел кромку завтрашнего дня — приготовленные новые емкости, этакое драгоценное стерильное чудо... Но вот мы спотыкаемся на принятии законодательного акта, открывающего широкие возможности "ядерного оборота". В чем драма принятия этого закона? В чем драма пугающей транспортировки? Консервации?
Александр Румянцев. Мы 25 лет транспортируем отработанное ядерное топливо с наших атомных станций и перерабатываем его. Все технологии у нас есть. А столько шума вокруг, потому что это очень выгодный проект с коммерческой точки зрения и у нас есть все условия для его осуществления. Дело заключается в том, что технологические выдержки могут составлять десятки лет, пока распадутся соответствующие фракции. И такие хранилища в свое время были построены. Наше счастье, что имелась концепция развития атомной отросли, этого сложнейшего высокотехнологичного организма.
Скорее всего по неведению нам вменяют в вину, что мы будем примитивно закапывать отходы. Для разъяснения всей операции мы сняли десятки фильмов про эти хранилища, разослали по территориям. Суть хранения в том, что в мокром хранилище, в Красноярске, помещается специальная активная зона, там идет циркуляция воды, есть мощнейшая диагностика, операторы всем этим управляют. Налажено круглосуточное производство и создано безопасное хранение отработавшего ядерного топлива.
После 20 лет хранения отходы приобретают уже совсем другое качество и не требуют никаких экстраординарных мер безопасности при регенерации. А топливо, которое пройдет стадию технологической выдержки, мы будем помещать в реакторы на быстрых нейтронах, планируется построить их целую серию. И у нас появится собственное топливо, то есть у нас открывается еще одна сырьевая база. В среднем тысячу долларов за килограмм дадут нам сейчас за технологическое хранение. Тысяча тонн — миллиард долларов. Эти деньги мы планируем через федеральный бюджет направить на реабилитацию тех наших территорий, которые пострадали от создания в нашем государстве ядерного оружия, а также применения ядерных технологий на транспорте, в оборонном комплексе и в энергетике. В первую очередь это Урал, Челябинская область, знаменитый "Маяк", где были первые реакторы, у всех на слуху озеро Карачай, река Теча, деревня Муслиюмово. Мы хотим на средства, полученные от проекта, создать новые мощности по хранению, которые есть на Западе. Это уже не влажные, а сухие хранилища. Они более перспективны и хорошо себя зарекомендовали. Мы хотим построить некий комплекс. Но, повторяю, львиная доля всех денег уйдет на социальную программу реабилитации Севера, Центральной части, Южного Урала.