Выбрать главу

Однако эти курьезные случаи обманчивы. Война идет чрезвычайно жестокая. Захарченко рассказывает о войне как об обыденном для себя деле. Но становится понятно, что мы имеем дело со своего рода военным гением. Не имея военного образования, не будучи кадровым офицером, этот человек, которого бойцы называют "батей", возглавлял операции, в которых малыми силами успешно противостоял десятикратно превосходящему противнику, и громил его.

- Шахтерск для нас, как Сталинград, - говорит командир. - 170 ополченцев и 6 единиц боевой техники противостояли в этом городе примерно трем тысячам украинских солдат и 200 единицам боевой техники. Получается, что это даже не Сталинград, а нечто сродни военным чудесам Александра Македонского или Суворова.

Сам Захарченко немногословен в ответе на вопрос о силе воинского духа ополченцев. У шахтеров особое отношение к смерти, говорит он. Тот, кто каждую смену спускается в забой, кто не понаслышке знает о завалах и авариях на шахте, и на войне ведет себя иначе, чем обычные люди.

Другая причина доблести - менталитет Донецка. Здесь бытует поговорка: "Донецк не первый город в Украине, но он и не второй". Терпения у людей больше, чем на киевском майдане, но когда терпение кончилось - произошло необратимое. Сегодня, после пролитой крови, после потерь в семьях, после страшных разрушений, Донбасс уже ни за что не вернется в Украину.

- У противника во многом утрачено чувство реальности, - рассказывает один из военных лидеров Донбасса, командир батальона "Восток" Александр Ходаковский. - К примеру, многие из них убеждены, что ополченцы сражаются за Януковича. Удачным ходом киевской пропаганды стало создание образа врага в виде России. Они употребляют уже такое выражение как "отечественная война".

Возраст ополченца - в основном от 25 до 45 лет. Это зрелые люди, понимающие, за что сражаются, осознанно идущие в бой. С украинской стороны, напротив, большинство - плохо обученные юные новобранцы либо же активисты радикальных групп, малопригодные для регулярных боевых действий, больше склонные к митинговщине. Тем не менее, Захарченко и полевые командиры, с кем нам пришлось разговаривать, признают: солдаты киевской армии - это славяне, по характеру они такие же, как мы, стойкие воины. Принижать их боевые качества не приходится. 

СБУ заявляло о том, что в день выборов в ДНР и ЛНР будут теракты и диверсии. Заявления эти довольно комичны, если учесть, что СБУ же и должно было организовывать эти диверсии, больше некому. Получается: мы сами организуем против вас теракты, и сами же вас ими пугаем.

Выборы 2 ноября на Донбассе - это даже не выборы в обычном понимании, это не процедурный момент. Они имеют онтологический статус. На них люди идут для того, чтобы сказать: "Мы есть. Мы есть как субъект права, как народ".

Хотя мы и скорбим об утрате Российской империи, об утрате СССР, сегодня не так важно, сколько будет русских государств. Их может быть много: и большая Россия, и Белоруссия, и Новороссия. Главное - сохранить русскую идентичность, уберечь свои земли от Евросоюза. Сегодня уже очевидно, что Запад готов "раскатать" остатки материальной мощи нашей цивилизации (на Донбассе - это ее производящие и добывающие предприятия, выжить которые могут только в связке с Россией). А с другой стороны Евросодом готовился так или иначе разложить и уничтожить наши духовные корни, что также очевидно. Так что с какой стороны ни посмотреть - происходящее сегодня здесь - это в первую очередь самозащита русского мира, спасение его от неминуемой гибели.

Когда поднимается вопрос о творении нового мира, "Новой России", мы сталкиваемся с вопросом: а что же большая Россия? Если здесь, на Донбассе, произойдет этот прорыв к народному государству, то большая Россия начнет отставать и объективно будет тянуть назад. Поэтому для того, чтобы проявить авангардную волю строить здесь Россию Новую, более справедливую, необходимо обладать, может быть, и большей смелостью, чем на фронте. Поскольку внутренний враг энтропии страшнее, чем внешний враг, которого ты ясно видишь, четко понимая, что с ним следует делать.

Суть же проблемы справедливости проста. Строй олигархов с присущей ему клановой системой никогда не объявлял о своей идеологии открыто, но он провозгласил одним из своих центральных постулатов идею священной частной собственности. Нельзя сказать, что народы постсоветского пространства безоговорочно приняли это. Но этот постулат нам как будто бы негласно "спустили", и мы по нему живем. Между тем, это не отвечает рамочным условиям справедливости. В справедливом обществе частная собственность не может быть священной. Она может быть неприкосновенной - и только при одном условии: если эта собственность не крупная. Действительно, стыдно отбирать у бедного человека то, что у него есть, отбирать последнее. Стыдно отбирать и у середняка его собственность, потому что она нажита упорным трудом. Но крупный капитал, безусловно, должен быть функцией государства, справедливого государства, потому что он является так или иначе производной всего общества.