Валентин Лаврентьевич Янин — человек абсолютной искренности, скромный, рассказчик феноменальный. Я жалею, что не записывал многие его истории. А потом у него хобби: он собрал десятки тысяч дореволюционных граммофонных пластинок — все в великолепном состоянии. Когда я сейчас приехал — он в одной из недействующих церквей проводил вечер для публики, прокручивал эти свои пластинки, очень интересно рассказывал. Это и есть интеллигент, а не образованец. Мое возвращение в Новгород — это вечера, проведенные в разговорах с Яниным. Конечно, он жаловался, говорил, что не то нынче время. Раньше интерес был больше к истории, к нашей работе. Сейчас, говорит, мы мало кому нужны. Но это не значит, что снижается темп работы. Каждое лето — новые уникальные находки.
Что сейчас в Новгороде, для меня особенно важно. До болезни я активно занимался проблемой реституции. Позиция моя однозначна: никому ничего не должны отдавать — мы победители. Но я первый в стране поставил вопрос о том, что нам нечего стесняться того, что у нас есть те или иные ценности. Следовало прекратить врать, что нет у нас золота Шлимана — немцы ведь знали, где оно лежит. Мы должны отвечать, как Наполеон, который вывез ценности из Италии, из других стран. Когда ему сказали, что он обязан все вернуть, получили в ответ: "Приходите, берите… Если сможете".
И благодаря этой позиции удалось показать тогда и выставку рисунков из Бремена, золото Шлимана и коллекцию Кенигса, вокруг которой сейчас идут споры. Мы никому ничего не должны. Это Хрущев с барского плеча Дрезденскую галерею вернул ГДР. Это такое же его преступление, как закрытие церквей и сжигание 200 тысяч лошадей. Нельзя было так просто возвращать, даже дружественной нам стране. Надо было сразу ставить вопрос: вы нам возвращаете одно, мы вам другое. Хороши благородные жесты, когда говорят: "Ой, война кончилась". Извините меня, пожалуйста, но мы до сих пор кости разгребаем и последствия этой войны. В перестройку я очень активно включился в проблему, несмотря на то, что очень многие демократы пытались меня выкинуть из комиссии по реституции. Там заседали ельцинские прихвостни, бурбулисовские прихвостни — они знали, что при мне им воровать не удастся. Сейчас один факт. Мы с покойным Федором Поленовым и с профессором Московского университета Алексеем Расторгуевым вели переговоры как раз по поводу бременской коллекции. Предложение наше было очень простое. В наличии 140 листов рисунков — все первоклассные. Со стороны Германии — отцы города Бремена, возраста такого, что они могли и воевать в свое время. Переговоры были очень не простые. Но наши позиции были сильны. Мы сказали: "Вот десять лучших рисунков, Дюрер, Боттичелли, вы их оставляете нам и мы их официально выставляем в наших музеях". Остальные, действительно, были вещи менее интересные, что, впрочем, не значит, что мы их задарма отдадим. Вы нам за это восстанавливаете разрушенный Новгород. И первой я предложил церковь Успения на Волотовом поле, которая была в таком же состоянии, как когда-то Спас-на-Ковалеве. Вы нам будете давать деньги, причем никаких переводов через центр. Создается комиссия с вашей стороны, комиссия с нашей стороны — реставраторы, которые определяют, сколько необходимо денег на реставрационный процесс под отчет. Столько-то денег переводят — мы отчитываемся, сколько восстановлено. Иначе эти деньги до Новгорода не дойдут… Очень были сложные переговоры, немцы отказывались. Я помню, мы уже собрали чемоданы, собирались уезжать. Нам очень тогда помогал Вольфганг Эйхфеде, немецкий левый, очень хорошо знающий русский язык симпатичный человек. И я помню, мы уже собрались улетать, подъезжает Эйхфеде и говорит: "Они решились". Мы подписали бумаги, а один из "отцов города" Бремена, посмотрев на меня, говорит: "У этого, наверное, отец защищал Москву". Я говорю: "Правильно, и даже был ранен и погиб". Все было подписано, эти протоколы о намерениях хранятся в специальном месте. Я заболел, и сейчас, когда Волотово восстанавливается так, как у нас написано, Швыдкой, который ведет переговоры, не упомянул о наличии этих документов, подписанные мною вместе с Поленовым, а он тогда был председателем Комитета по культуре в Верховном Совете РФ. Хоть сослались бы где. Нет, этого нет. Я сейчас поехал в Новгород, работы по восстановлению храма ведутся. Но говорят, что дело идет трудно, и деньги не всегда доходят.