Выбрать главу

И, наконец, третья мотивация, которой я поделился с моими товарищами, с моими партнерами, и в этом смысле моя поездка, конечно, не была перелетом Гесса, после чего тот бедняга кончил свою жизнь в кандалах. Это была поездка, о которой вы все знали. Березовский же там не молчал, постоянно генерировал мысли, идеи, фантазировал, и он обнародовал ряд своих новых представлений о политическом процессе в России, отказался от многих своих заявлений, в частности, от того, какое он сделал полгода назад по телевизору, сказав: этот неуправляемый патриот Проханов, если он придет к власти, все сядут в лагеря. То есть он патриотизм тогда ассоциировал с концлагерями, по существу, с репрессиями. Он это пересматривает, мыслит в других категориях, у него возникла другая политика.

Березовский не является изгнанником, у него есть "Независимая газета", "Коммерсантъ", явные или неявные каналы влияния на культуру, ряд премий литературных. У него здесь бизнес. Березовский — фактор ослабленной, но это фактор сегодняшней русской политики, и он является врагом режима.

Власть ненавидит Березовского и боится, может быть, его даже больше, чем Геннадия Андреевича Зюганова, потому что Березовский является копилкой знаний, он устроил этот режим, он создал Путина, как папа Карло — Буратино, и потом неблагодарный Буратино стал долбить своим деревянным носом благодетеля.

Повторяю, мне захотелось увидеть нового Березовского, попробовать освоить политический потенциал, которым он обладает.

Теперь на самом деле рядовая, достаточно рядовая публикация вызвала информационный взрыв колоссальной силы. Что же произошло? У саперов в армии существует такая хреновина, ее там называют "змей-горыныч": система разминирования полей. Ее запускают саперы, она летит, как комок огня, по полям, дымит, искрит, и в результате взрываются целые леса, луга, тайные минные поля. Потом по ним идет пехота.

То же самое произошло здесь. Был взорван старый политический ландшафт, и там, где были холмы, образовались дыры, там, где были долины, возникли хребты, изменились реки.

Власть на эту публикацию реагирует фантастически. Она испугана, ее трясет. Я говорю о возможности союза Березовского и Зюганова, а они это интерпретируют так, будто власти увиделось два призрака, и оба ходят по Европе, один — коммунизма, другой — Березовский. Власть боится не слияния в объятиях персоналий Березовского и Зюганова — на самом деле это исключено. Она боится не поступления мифических денег Березовского в тощий кошелек КПРФ. Если они поступят, это будет фантастическая реальность. Об этом не было разговора ни в беседе, ни за чашкой чая на его латифундии. Власть боится другого. Я понял, она боится того, что прокламируемый Березовским либеральный патриотизм пустит сильные корни. Слои интеллигенции, которые живут в культуре, в прессе, в науке, в технической интеллигенции, которые с таким восторгом приняли буржуазную контрреволюцию под знаком либерализма и до сих пор отстаивают идею свободы личности, и эта свобода личности дороже зарплаты, они готовы ходить в опорках, но кичиться тем, что свободны, они могут отвернуться от власти.

Власть боится, что то, чем мы занимались все эти годы, синтезом белой энергии и красной, созданием комбинированного красно-белого патриотизма, который, по сути дела, уже не является ни красным и ни белым, каким-то новым русским патриотизмом в новой постсоветской России, увенчается успехом, о чем и говорят красноярские выборы. Что к этому союзу может примкнуть новый протестный слой, очень рафинированный, оснащенный, университетская молодежь, средний бизнес, отчасти крупный бизнес. Они страшно боятся этого идеологического синтеза. Вот от чего их ужас, вот от чего эти их диффамации, отчего они нападают на Зюганова, обвиняя в том, что он чуть ли казну партии пополняет за счет казны Березовского.

Они притворно восклицают: Боже мой, неужели возможен союз либералов вчерашних с коммунистами? Или союз Березовского с Зюгановым и с Прохановым? Это аморально, говорит нам власть, как вы можете свою чистоту потерять? А я говорю: Боже мой, посмотрите, как в течение полугода власть перемалывала Лужкова и Примакова, как она этого бедного Примакова потрошила, как рыбу, пойманную, на столе. Показывала, из чего состоит требуха, сколько у него там лимфы, как он там бьется и хрипит. Доренко показывал весь этот анатомический театр. А Лужкова показывали как убийцу, он, мол, замочил несчастного американца, завел связь с чеченцами, какую-то латифундию показывали с самолета. Их размазывали, а они потом умылись и пошли в объятия к этой власти, слились в фантастическом альянсе. Когда потребовалось слить "Единую Россию", они опять слились в объятиях. Цинично. И ничего.