Выбрать главу

Второй раз я приехал в Чечню через год, весной 2002 года, и почти тот-час в глаза бросились огромные изменения в обстановке. Причём явно не в лучшую сторону. К этому моменту Москва вдруг озаботилась международной легитимизацией результатов военной операции в Чечне и здесь ускоренными темпами начала создаваться местная администрация во главе с бывшим муфтием Чечни Ахмадом Кадыровым. Ни для кого не было секретом, что совсем недавно Кадыров сам воевал в рядах боевиков и не раз призывал к священной войне против России, но не найдя общий язык с арабскими ваххабитами, пошёл на разрыв со вчерашними союзниками и оказался в полной изоляции. Переход его на нашу сторону был во многом вынужденным для него шагом, так как ко времени начала второй чеченской войны он фактически был уже обречён. За ним шла охота. Несколько раз на него совершались покушения, было убито более десяти его сторонников — имамов традиционного ислама, несколько родственников. Конечно, его переход на нашу сторону был большой удачей. За ним сложили оружие и прекратили сопротивление ещё несколько влиятельных командиров. Но и переоценивать этот шаг не стоило. Обещанного им самим "массового" перехода боевиков на сторону "федералов" не произошло. А с его уходом с должности верховного муфтия и назначением его временным главой администрации Чечни, его влияние сильно упало. И причин тому было несколько.

Приехав в Чечню во второй раз, я почти сразу столкнулся с неприятными новостями. Оказалось, что с приходом Кадырова во власть на местах произошла фактическая "зачистка" местной администрации и МВД. Были уволены или сняты с должностей большинство из тех, кто пришёл к нам в первые, самые трудные месяцы войны. Главы администраций, начальники поселковых и районных УВД. Со слезами на глазах мой близкий товарищ — один из первых назначенных на должность и получивших офицерские погоны милиционеров в Ачхой Мартане, рассказывал, как его просто вышвырнули со службы, а на его место пришёл один из близких Кадырову людей. Бывший боевик, чьи братья до сих пор воюют в отряде Басаева.

Неприятно удивила и поспешность, с которой шла "комплектация" республиканского МВД. Людей принимали на службу фактически без всякой проверки, собеседования и испытательного срока. Достаточно было звонка того или иного кадыровского чиновника и человек уже наутро щеголял в новенькой милицейской форме и с оружием в руках. В ту командировку мы не раз и не два задерживали таких "свежеиспеченных" милиционеров во время грабежей, а то и вовсе при подготовке террористических актов. Помню, как у одного убитого боевика мы изъяли видеокассету, на которой он заснял подробности казни нескольких русских жителей Чечни. В качестве палача выступал он сам.

Боевик был убит в тот момент, когда пытался установить управляемый фугас. В кармане его куртки было найдено удостоверение сотрудника МВД Чечни. Причём не липовое, а настоящее. Целых два месяца этот оборотень в погонах состоял в штате одного из УВД, получал зарплату, которую ему исправно выплачивала Россия и убивал, грабил и всё это время числился на "хорошем счету"…

Почти сразу такие наши операции против оборотней встретили жёсткое сопротивление со стороны Кадырова и его ближайшего окружения. Особенно после того, как на террористической деятельности и связи с боевиками попались несколько людей из его личной охраны. Они были задержаны, но в тот же день фактически отбиты специально прибывшим отрядом кадыровской охраны. Разразился громкий скандал и тогда из Москвы вдруг поступил приказ, который фактически запретил нам любые действия против Кадырова и его окружения. Нам "доходчиво" объяснили, что теперь этим будет заниматься ФСБ. Мол, это их работа выявлять боевиков…

Именно тогда я почувствовал, что ситуация в республике начала явно ухудшаться и проседать. Тогда появились первые ещё негласные указания, опираться при проведении арестов и задержаний на собственные (читай — российские) силы, "ограничить" доступ к информации сотрудников МВД чеченцев и проч. в этом же духе.

МВД Чечни всё более явно стало раскалываться на местное — "чеченское" и пришлое — "российское" МВД. И раскол этот с каждым месяцем углублялся. По мере разрастания "чеченского" МВД и сокращения "российского", мы оказывались во всё большей изоляции. Внешне всё было по-прежнему. Чеченцы продолжали хлопать нас по плечам, касаться щеками щёк, по кавказской привычке дружеского приветствия. Нас всё также называли друзьями, поднимали тосты за "боевое братство" и "единство". Но всё чаще выезды на операции заканчивались ничем, если об этих операциях был предупрежден кто-либо из местных милиционеров. То, вдруг, в самый ответственный момент не оказывалось горючего или ломался транспорт. Дальше больше — арестованный вечером с поличным бандит утром, вдруг, оказывался выпущенным на свободу "за недостаточностью улик" или переданным в другое УВД, где его, оказывается, давно разыскивали и откуда он просто исчезал в неизвестном направлении, чтобы вскоре вновь объявиться "в деле".