И всё не видите?
Ужо обрящете!
Промойте ушища,
протрите лупала!
Для вас позорище
само притопало,
в кровях прихлюпало.
Горят болотища —
зверьё безумеет.
Дорог полотнища
чадят, кривляются,
в жгуты свиваются.
Ручьишки, заводи
взбухают реками.
Лавины съехали.
Мосты корёжатся,
Платформы рушатся,
моря вздымаются,
монбланы плавятся,
хребты вжимаются...
Да, не ослышались:
Христос ругается.
А это что ещё
там за сокровище?
Да то ж кометища
в дырявом вретище
торчит и колется
в глазу у космоса.
Как это,
спрашиваю,
называется?
Вот-вот, ругается...
Две тыщи лет уже
Его мы потчуем
своими порчами,
Ему мы празднуем
звериным клацаньем,
изменой, дрязгами.
Пятнаем образы
губами грязными.
Две тыщи треплемся,
мычим — не телимся.
И что ж, Он стерпит всё?
Ну, нет! Ругается...
Что, тугоухие,
что, лупоглазые,
грешить да каяться
борзо гораздые, —
о нас ругается!
До пуза бороды,
ноздри гневливые,
уста медовые,
слова елейные,
ручищи пухлые,
сребролюбивые,
утробы плотные,
препохотливые, —
о нас ругается!
Столпы кадильные,
воров кропильники,
чиноугодники,
братков послушники,
блядве потатчики,-
как там икоркою
да осетринкою
вам отрыгается?
Про нас, сердешные,
пасти коньячные,
про нас ругается!
Едва обрядитесь —
уж спесью пучитесь.
Страданьем праведных
всё не научитесь?
У стен порушенных
хоромы пыжите,
в ограды вяжете
усадьбы, пажити.
Кадите Богови —
мамоне служите.
В ушко игольное
как себя сузите?
Писанье во-время
на всех сбывается.
Се — Око Ярое
про нас ругается.
III
К могилке уйти, оплаканной
дождями, солнцем обласканной?
Землей подышать ненатруженной,
лунным светом остуженной?
Забыться, у трав наслушаться
про то, что покой не нарушится?
Про то, что, может, пока ещё нас пощадит Ругающий?
Но что-то и здесь помехою.
Оглянешься — мраморной метою,
тяжкой, зеркально-чёрною — памятник.
Нет, не учёному.
Не воину, обрученному с честью героя Родины?
Тут паханы похоронены.
С поднятыми стаканами,
дымящимися сигаретами,
смотрят с презрением каменным
на присмирелый свет они.
У них за спиной — часовенка,
с лампадками, часословами.
И ей неуютно, новенькой,
рядом с героями новыми.
Как будто овечку вывели
шашлычники, нож направили,
а, впрочем, на смертном выгоне
поблеять на час оставили...
О как же, Господи,
зябко нам,
бомжикам,
грязью заляпанным,
овцам Твоим
недозакланным!
Сердце
тоской надрывается.
Когда ж от востока
до запада
треском, шелестом ужаса
ярость Твоя обрушится —
святая гроза разругается?