Теперь к этой когорте русских "философов-писателей" можно смело причислить и Юрия Мефодиевича Бородая. "Эта повесть — сплав беллетристики, философии и богословия — пролежала в моем архиве больше тридцати лет… И эту повесть я сознательно замышлял в противовес жизнерадостному энтузиазму расхожей советской литературы как патологическую чернуху — записки из сумасшедшего дома… Но вот парадокс. Сегодня на фоне щенячьего демократического апофеоза тотального нигилизма, всеобщей вольной продажности и оголенного до предела цинизма та молодая моя "чернуха" со всей ее гаммой немножко преувеличенных мук и ужасных страстей выглядит благостной пасторалью. Жизнеутверждающей!.. Что-то радикально изменилось в нашей жизни — сменились ценности? Или все ценности просто умерли, обнаружив свою ходульность и оставив вместо себя пустыню? Я решил вытащить эту старую рукопись из архива и предъявить ее как своего рода исторический документ", — говорится в авторском предисловии.
Со стороны, разумеется, трудно судить о степени художественных преувеличений, но в этой повести философ (и философ, несомненно, первого ряда) пытается "всего лишь" объяснить свой личный — и в то же время единственно существующий, а потому неизбежно общий для всех мир: "счастливый май 52-го", "друзей"-врагов Михаила Глузмана и Леонида Мещерского, Машу Меньшикову-"Мадонну", "оборотня"-"наваждение"-Диану, мужем которой стал герой повести Иван Сиротин и всё остальное… И находит параллели в евангельском предании: сиротские роды Иисуса в яслях, обрученная с Иосифом из царского рода святая Мадонна-Богородица, которую едва не побили камнями за ее "грех"... "Сам я вижу грех свой в том, что дерзнул возомнить себя художником", — признается в "заветной тетради", обращаясь к Богородице, герой, которого вовсе не стоит отождествлять с автором. Какая-то незримая нить связывает "Пастораль эпохи позднего сталинизма" с булгаковским романом "Мастер и Маргарита".
"Уколы сделали свое дело, он потерял способность наяву видеть собственные измышления. Долго всматривался. Сам теперь жаждал, ждал сумасшествия, потеряв на него надежду. Небо совсем очистилось, но и солнце садилось.
Всё, — вздохнул он и, как молитву, стал шептать стихи:
Всё темней, темнее над землёю,
Улетел последний отблеск дня.
Вот тот мир, где жили мы с тобою.
Ангел мой, ты слышишь ли меня?.."
Так вот выскользнуло, просто и чудесно: "Небо совсем очистилось, но и солнце садилось"… Дай Бог каждому дойти до такого смысла собственной жизни. Видимо, философы лишь различным образом изменяли мир, но дело заключается в том, чтобы объяснить его…
СОЗИДАЮЩИЕ
СОЗИДАЮЩИЕ
Савва Ямщиков
Савва Ямщиков
СОЗИДАЮЩИЕ
Мне в моей творческой жизни очень повезло, потому что, занимаясь основной своей профессией — реставрацией древнерусской живописи, изучением культурного наследия прошлого, я не стал кабинетным ученым, не замкнулся в одной узкой теме. За мою любознательность и общительность судьба подарила мне массу встреч с людьми, которые, как принято говорить, определяли культурную политику своего времени, ни в коем случае не будучи политиками. Но ведь настоящую политику делают те, кто делает жизнь. Так сложилось, что уже в молодости у меня появилась своя мастерская в подвале, а еще учась в университете, стал я знакомиться с современными художниками. Не с теми, что выставлялись в Манеже, в Третьяковской галерее, позже — в ЦДХ, а с теми, кто относился к так называемому андерграунду. Не знаю, насколько название морально соответствует творчеству этих художников, но андерграундщики, действительно, работали под землей. Кое-кто, правда, возносился на чердаки, но в основном они все-таки подвальные.