Диккенс по многим причинам должен быть близок Женовачу. Начать с того, что писатель был пристрастен к театру, народным представлениям. В конце жизни он с удовольствием и весьма искусно читал свои сочинения широкой публике, заставляя ее и плакать, и смеяться. Оттого так живы и театральны, в лучшем смысле этого слова, характеры героев Диккенса. Близки позиции режиссера и писателя также по такому вопросу, как дидактика. Не зря о Диккенсе писали (и немало!) специалисты в области педагогики и философы-моралисты. Да и для такого страстного поборника воспитательской миссии литературы, каким был Лев Толстой, Диккенс, по его словам, "имел очень большое влияние, любимый был писатель". Не в последнюю очередь за "нравственное отношение писателя к предмету". Недаром Толстой, не слишком часто хваливший своих собратьев по перу, заявил: "Просейте мировую прозу, останется Диккенс…" У Женовача склонность к дидактике тоже весьма прозрачна. Причем направлена она в обе стороны: внутрь — воспитывая и возвышая актеров, и вовне — желая воздействовать на нравственность публики. Наконец, сближает английского классика и нашего режиссера то, что сегодняшняя Москва во многом сходна с Лондоном времен Диккенса. Та же резкость бытовых и социальных контрастов, кричащая пестрота красок, фантасмагория форм, жажда наживы. Философ, экономист и публицист Джон Стюарт Милль в книге "О свободе" (1859), поминая Диккенса, буквально вопиет к своим современникам том, о чем пытаемся докричаться и мы: "Остановитесь, одумайтесь! Знаете ли, куда вы идете? Посмотрите — душа убывает!"
Воспрепятствовать убыванию души, как мне кажется, и стало одной из главных задач Женовача, когда он решился поставить святочную сказку Диккенса. Сказку с непременно счастливым концом, которая доступна самой широкой аудитории, где Диккенс — Творец им созданного мира — предстает перед нами и сентиментальным рассказчиком, и трезвым реалистом, и необузданным фантазером. В святочной сказке отрицательных персонажей обычно нет. В ней царит любовь. Даже когда ее герои вышвырнуты "вверх тормашками в мир поиграть в чехарду с его напастями" Главное — чтобы ее "поучительность" дошла по назначению, заставила внимающих ей людей задуматься, подвигла их к желанию стать чище и лучше в той "битве жизни", которая выпала им на долю.
Женовач любит работать с авторским текстом. В данном спектакле ему надо, чтобы слово автора воспринималось в своей первозданности, а происходящее на сцене было как бы ожившей его иллюстрацией. Для этого он не только вводит в число действующих лиц Сочинителя, но и вручает каждому артисту распечатку роли, которую те вначале читают, как примерные школяры, иногда даже с поднятием перста вверх, как бы указывая на ту высшую силу, которая их сотворила. Но, постепенно вживаясь в роль, сродняясь со своими героями, актеры начинают забывать о том, что они — всего лишь иллюстраторы авторского текста, и, как в жизни, начинают говорить "от себя".
Доброму духу рождественской повести соответствует и сценография Боровского. На сцене, как в типичном английском доме, все призвано согреть и защитить его обитателей, даже взаправдашний огонь во взаправдашнем камине. И так уютно смотреть на все это, и видеть открытые, освещенные улыбками лица молодых артистов, которые рады на сцене любимого театра играть в святочной истории неисправимого филантропа Диккенса. Они совсем разные, эти ребята, но их ансамбль воспринимается как целое, он не фальшивит. И в этом — главная заслуга их учителя, Сергея Васильевича Женовача, неустанно лелеющего ту дружескую атмосферу студийности, которая когда-то дала путевку в искусство таким неповторимым артистам, как Тарасова, Андровская, Яншин, Хмелев. Если, поддавшись искушению, все же выделить кого-то в этом спектакле, то это, наверное, будет Мария Шашлова, сыгравшая служанку Клеменси. Своей органичной жизнью на сцене она эту роль второго плана превратила в одну из самых интересных. Впрочем, то же сплошь и рядом происходит в романах Диккенса, где люди из низших сословий на поверку оказываются самыми запоминающимися и яркими его героями.
Заключая, скажу: слава Богу, что Москва имеет такой Театр и такого Режиссера. Слава Богу, что они несут нам "разумное, доброе, вечное". Вместе с иными высокими достижениями нашей культуры это — залог того, что мы способны уберечь наши души от убывания.
Евгений Нефёдов С НОВЫМ ТОМОМ!
Представление новой книги Саввы Ямщикова "Прости им, ибо не ведают, что творят" (изд. "Метагалактика", М., 2008 г.) проходило в заполненном конференц-зале Российской Госбиблиотеки 26 июня, в самый разгар захватившего всё и всех футбольного бума. Однако сложилось так, что в течение трех часов ни один выступавший ни слова не произнес на бурлившую в воздухе тему! Случай для тех дней редкий, но и вполне естественный, поскольку люди те были и сами — редкие, неординарные, по-настоящему интересные своими собственными делами и взглядами. Интересными настолько, что все, о чем каждый из них говорил, попросту не нуждалось в подпитке какой-то другой, хотя и заведомо "проходной" на тот момент где угодно темой…
Нет, они вели речь о вещах не столь преходящих. Обсуждая, каждый со своих позиций, новую работу С. Ямщикова, они отвечали на главный вопрос дискуссии, касались главной авторской темы: что же есть нынешняя Россия, ее культура, кто ее преданные созидатели, кто — беспощадные разрушители? Собственно, автор и сам во многом ответил на этот жгучий вопрос в представляемой книге, но каким блестящим дополнением к ее тексту стало всё то, о чем доверительно говорили с залом гости известного реставратора и публициста! Ибо и сами они известны и популярны ничуть не меньше: это протоиерей Александр (Шаргунов), писатель и критик Игорь Золотусский, ученый Игорь Острецов, профессор Валентин Фалин, издатель Юрий Петухов, предприниматель Александр Нотин, архитектор-реставратор Олег Журин, главный редактор "Слова" Александр Линник, ветеран отечественного телевидения Валентин Лазуткин, легендарный врач Александр Недоступ и еще немало достойных людей. И когда эта встреча уже завершалась, публика поспешила с вопросами и за автографами не только к С. Ямщикову, но и к его гостям и друзьям. Разговор так активно обрел "второе дыхание", что на основе этих живых диалогов-экспромтов Савва Васильевич, полагаю, мог бы создать уже новую, не менее увлекательную книгу…
ГАНГСТЕРЫ ЗА КУЛИСАМИ
Русской национальной культуре нанесён сокрушительный удар: незаконно обвинён и посажен в следственный изолятор художественный руководитель и главный режиссёр Московского Государственного Историко-этнографического театра Михаил Александрович Мизюков.
Совершена гнусная провокация корыстных людей, нагло и беззастенчиво стремящихся завладеть средствами, предоставленными правительством Москвы на реконструкцию театра, и уничтожить наш прекрасный коллектив.
Московский историко-этнографический театр создан двадцать пять лет назад. У его истоков стояли, поддерживали и вдохновляли писатели, композиторы и музыканты, которые составляют гордость русской культуры, среди них В.Распутин, В.Астафьев, В.Лихоносов, В.Щуров. В 1997 году Постановлением Правительства Москвы театру присвоен статус Московского Государственного Историко-этнографического театра.
Сердцем, душой, бессменным руководителем театра стал Михаил Александрович Мизюков. Им было поставлено большое количество спектаклей, связанных с русской историей и фольклором. Подготовлено множество концертных программ. Проведены фестивали народной музыки и фольклорных театров, в том числе и международных. Театр помогает правительству Москвы, Министерству культуры, Патриархии в проведении культурных мероприятий. Нашим спектаклям рукоплескали Германия, Испания, Болгария, Корея, Польша, Чехия и страны ближнего зарубежья. Мы объездили с гастролями всю страну от Калининграда до Анадыря, неся подлинно русскую песенную культуру и знакомя с национальными обычаями и обрядами российских зрителей.