Вот же как интересно заговорили господа Ковалевы. Когда на холсте "Братья и Сестры", то это - неправильная политическая ориентация. А если целующиеся взасос сержанты милиции от группы "Синие носы", то это смелый художественный ход.
Да, успехи Елизарова и Беляева симптоматичны. В конце концов, за того и за другого голосовали многие члены жюри обеих премий. Диктат в российской культуре определенных групп постепенно сходит на нет.
Казусы, возникшие вокруг "Русского Букера" и премии Кандинского, отчетливо продемонстрировали, что либеральная культура изживает себя. В самых её интимных и мягких зонах, в нежных перламутровых складках её мантии прорастает с неизбежностью новое, совершенно иное. Речь идет о новых людях, новых смыслах, новых веяньиях. О непонятной, клубящейся и в небе, и в прахе, новой красоте, в которой сквозит, блестит день завтрашний. Мы поздравляем Михаила Елизарова и Алексея Беляева-Гинтовта с тем, что именно они стали его провозвестниками.
Михаил Елизаров: «БАРДАК ОСТАНОВЛЕН»
"ЗАВТРА". В чём ты видишь симптоматику получения "Русского Букера"? Нас она никогда не интересовала, в силу своей узкой либеральной инерционности. Но объективно название на слуху, сама премия в определённом смысле элитарна.
Михаил ЕЛИЗАРОВ. Предположим, что "Букер" - это живой организм. Премия претерпевает трансформацию, приходит другая элита. Или меняются представления о писателе, получающем Букер. И одет он - не в костюм с бабочкой, а в штаны "милитари" и высокие шнурованные ботинки. Соответственно, и в центре внимания - не книги о столичной жизни, описывающие быт определённых слоёв, а человек, который пишет о провинции, о людях, которых посчитали скотом, отодвинули, вычеркнули из жизни.
Есть и другой вариант - случайность. Вполне возможно. Но меня как писателя, получившего премию, все эти перипетии совершенно не волнуют - я просто рад.
"ЗАВТРА". Одно время в Москве ты работал обычным продавцом книг. Потом активное сотрудничество с журналами. То есть нельзя сказать, что писатель Елизаров - хорошо и надёжно обеспечен. Существуют ли в связи с получением Букера для тебя какие-то, условно говоря, социальные перспективы?
М.Е. Я не воспринимаю премию как достижение статуса, получение неких погон. Отмечен текст, который мне очень дорог. Возможно, это мой лучший текст на сегодня.
Контекст престижа, денег - вторичен. Возможно, на Западе меня бы отнесли к люмпенам. Я живу в комнате без двери, у меня нет письменного стола, пишу на крышке секретера. Крышка короткая, и мне некуда положить мышь, и локти не положить - мебель ветхая - обвалится. У меня нет настольной лампы, я просто перебрасываю через латунную ножку, которая придерживает дверцу, лампу в патроне. Так я писал свою последнюю книгу. Живу в старом доме около одной из окраинных станций метро, снимаю там комнату.
Я сотрудничаю с журналами, зарабатываю умеренно, так что премия просто кстати.
Меня в одном издании обозвали "безработным", действительно я - "фрилансер", без постоянной работы. Эта премия мне подарила полтора года спокойной жизни. Я могу спланировать свой быт на какое-то время вперёд. Это творческий подарок для меня, могу писать дальше.
"ЗАВТРА". Значительная часть комментариев на твою победу - резкий негатив . Но прошёл и ряд таких специфических похвал навроде "тонкое издевательство над советской литературой".
М.Е. Я бы никогда не позволил себе издеваться над советской литературой. К той истории, стране я испытываю чувство сокрушительной жалости. И к литературе тоже. Мне кажется, она незаслуженно обижена. В своём тексте я хотел что-то сделать и для неё.
Касательно иронии. Я вообще не люблю людей, издевающихся, язвящих. Не ценю "тонкий изящный юмор", который непонятен человеку простодушному. Любителей подобных подколов надо бить корешком толстой книги по физиономии. Если какая-то ирония и появляется в моих книгах, то непреднамеренно. Вообще, смех - дело очень серьёзное.
Меня не особо беспокоит неприятие моего творчества. Каждый человек имеет право отрицательно отнестись к моему роману. К этой негативно-истерической вакханалии отношусь хладнокровно. В Москве я прожил очень хороший год. Я счастлив, как может быть счастлив человек в восемнадцать лет. Москва подарила мне вторую юность.
Меня охватывают ощущения сродни тем, что испытываешь в лесу. Да, каркают вороны, но это не может быть неприятно. Это органическая часть леса, как завывания, хруст коряг, уханье болот. Так что не мешает, это часть окружающей меня природы, которая принесла счастье.
"Букер" для меня просто чистая радость, не омрачённая ответственностью. Когда родилась моя дочь, к радости примешивалась естественная тревога ответственности. В случае "Русского Букера" я понимал, что не нужно куда-то бежать, что-то делать. И я безумно благодарен проголосовавшим за меня членам жюри, они подарили мне капсулу чистой радости, которую не могут испортить любые истерики окололитературных деятелей.
"ЗАВТРА". Было бы логично, пусть коротко, узнать мнение лауреата "Русского Букера" о состоянии современной русской литературы.
М.Е. Русская литература всегда, по крайней мере, с середины девятнадцатого века, находится в прекрасном состоянии. Куда ни ткни, всегда довольно сильно. И сейчас работает, по крайней мере, пять живых классиков. Уже одного этого достаточно, чтобы сказать - литература в полном порядке.
Появилось много новых интересных авторов. И я довольно комфортно себя чувствую в этом потоке. У меня есть своё место, свои читатели. Голова в порядке, фантазии не занимать. Чего ещё желать? Тем более литературный бардак девяностых остановлен. Он был обречен на гибель, сам себя изничтожил. Всплывают ещё какие-то элементы у начинающих ребят. Я, будучи в жюри одной премии, ознакомился с некоторым числом рассказов. Увы, у многих сохраняется уродское наследие девяностых, когда вместо истории мне предъявляют свой интеллект. Это печально, но локально. В серьёзной зрелой литературе - по-моему, всё в порядке. То, что должно уйти - уходит. Пусть неохотно, скандально. Как набузившего пьяницу выставляют из ресторана, он кричит, цепляется за стулья, бьёт тарелки, пытается укусить, но его неизбежно выносят из зала. Так и литературу девяностых тоже просто выносят из зала.
Беседу вёл Андрей Смирнов
Алексей Беляев-Гинтовт: «НАСТУПАЕТ ЯСНОСТЬ»
"ЗАВТРА". Алексей, как ты оцениваешь свое попадание в яблочко - вхождение в число трех претендентов на звание лауреата премии имени Кандинского?
Алексей БЕЛЯЕВ-ГИНТОВТ. Само то, что я оказался в главной тройке - меня немного удивило. Но это было моим первым удивлением, за которым последовало второе, совершенно органически вытекающее из первого. Дело в том, что все три номинанта так или иначе связаны с советской эстетикой которая, в свою очередь, наследует мощные традиции русского авангарда. Так что, мое попадание в шорт-лист премии вполне можно объяснить принципиальным выбором экспертов, которые сознательно или подсознательно находятся в поисках утраченной преемственности.
"ЗАВТРА". А нет ли у тебя ощущения, что твое выдвижение есть ничто иное, как компромисс жюри с исторической, политической и эстетической реальностью сегодняшней России? Ведь посредством этого решения премия сдвигается в сторону подлинной актуальности и начинает соответствовать комплексу общественных настроений и ожиданий.
А. Б-Г. Так или иначе, премия Кандинского представляет нашу страну. И для меня чрезвычайно важно, что, вне зависимости от личных предпочтений судий, мое искусство получило такое признание. Я всегда хотел выступать от лица большинства.
Я ни в коем случае не отделяю себя от страны, от нашего народа.
"ЗАВТРА". Алексей, твое выдвижение вызвало неутихающий скандал в среде адептов "современного искусства"…
А.Б-Г. Я бы сказал так: на безоблачном небосклоне современного искусства прорезалась черная молния моей альтернативности.