— Что-то в этом есть, — нахмурив лоб, раздумчиво пробубнил Олег.
— Олежек, а ты в курсе, что ты — насекомое, — без намека на иронию продолжал спрашивать Жура.
— Чего ты сказал? — зарычал Олег, побледнев от злости.
— Да я, Олежа, на тебя бы в жизни такое не подумал, это Гюго про тебя написал. Вот: "Равнодушие — это благоразумие. Не шевелитесь — в этом ваше спасение. Притворитесь мертвым — и вас не убьют. Вот к чему сводится мудрость насекомого", — медленно и торжественно продекламировал Серега. — Не веришь? Сам прочти!
…Вечером, уже после поверки, Жура в растерянной прострации закрыл книгу, резко закинул голову, уткнув глаза в потолок, словно боясь выронить их из глазниц.
— Ты как? — я с недоумением уставился на спортсмена.
— Не знаю! — хохотнул Жура, лицо которого душевным шрамом обезображивала глупая натужная улыбка, а хрусталики туманились влажной дымкой. Это были слезы. — Я плачу?! Ха-ха! — Спортсмен промочил рукав, издав странное подобие смеха, споткнувшегося о подступивший к горлу комок. — Я никогда с книг не плакал. Я вообще никогда… Это же п… Я теперь убивать не смогу…
"ГАЗОВАЯ КАМЕРА"
Тихо сегодня. Никого не дергают. Адвокаты в отпусках, следаки в загулах. Кажется, до конца праздников обойдется без сюрпризов. Но, увы, тормоза, как всегда неожиданно, распахнулись, на пороге возник капитан. Обыск!
— Выносим все вещи, — осклабился офицер.
— Все забирайте, — блаженно изрек капитан. — Сан-обработка будет.
— Это шутка?! — нервно передернул плечами Олег.
— Никаких шуток.
— Неделю назад санобработку проводили. Вы издеваетесь?! — продолжал возмущаться Олег на усладу слуха вертухая.
За семнадцать месяцев моего пребывания на централе первая санобработка случилась неделю назад, необходимость очередной представлялась малоубедительой.
Началась разборка хаты: продукты выкладывались на продол, личные вещи и матрасы — в смотровую. Шмоном почему-то заправлял младший сержант. Парень появился в изоляторе недавно. Ублюдочно оттопыренная челюсть являлась единственной живой чертой его сухой жилистой физиономии, челюсть и выражала всё: чувства, ум, волю. На новом месте он явно планировал сделать карьеру и подходил к службе с рьяной тупой исполнительностью, что заранее обрекало его на ненависть сослуживцев и брезгливое презрение арестантов.
— Что это? — сержант извлек из моего баула кальсоны, завязанные концами в узлы — приспособление для физкультуры.
— Кальсоны.
— Изымаю.
— С каких это пор?
— Вынужден квалифицировать это как средство для побега.
— Тогда расскажи, как с этим можно убежать.
— Ну, это… — сержант задумчиво заерзал челюстью. — Тогда развяжите узлы, иначе я буду вынужден это квалифицировать как предмет для нанесения тяжких телесных повреждений сотрудникам изолятора.
Сержант выступал в присутствии капитана. Каждое новое его слово стирало смысл предыдущего, но звучало чеканно, громко и страстно.
— Приспустите трусы, присядьте пять раз, — дело дошло до личного досмотра.
— Ладони подставляй, сержант! — получил он хамский отпор.
Вертухай отчаянно двинул челюстью в сторону капитана, но тот брезгливо отмахнулся.
Всех четверых замариновали в коридорном стакане — полтора на полтора метра. Серёга устало вздыхает, Олег злобно ноет, проклиная мусоров, Сергеич, словно мрамор, недвижим и безмолвен. Наконец, возвращают в хату. Уже на продоле из распахнутых тормозов в глаза прёт какая-то слезоточивая дрянь. Затаскиваем вещи в камеру, дверь закрывается, гуляющий сквозняком воздух останавливается, наполняя лёгкие едкой удушливой влагой. Стол, стены, шконки, батареи, даже зеркало на дальняке покрыты лоснящимися разводами, разъедающими даже краску.
Газовая камера. Боль дробящим свинцом кистеня крушит виски, глаза слезятся кровью рваных ожогов… Блюем почти хором. Принимаемся за уборку, пытаясь водой смыть химию. Вроде стало легче, то ли вымыли, то ли привыкли. Но между рамой окна и решеткой широкая трещина, она залита желто-серой жидкостью, залита нарочно, с умыслом. Тряпкой к ней не подобраться, придется ждать, пока испарится сама, а пока глотаем ядовитые пары. Ложимся, чтобы меньше дышать, обкладываем лица смоченными холодной водой полотенцами, — чем-то вроде противогазов…
Продолжение следует
Александр Лысков УЗЛЫ
Мужик взял в кредит 800 тысяч рублей под залог квартиры, а отдать не смог. Пришли у него описывать имущество, выселять: жена в крик, он от горя тронулся умом и сдуру ломанулся в банк с газовым пистолетом и деревянной гранатой — давай ему средства для покрытия кредита. Свихнулся человек. Весна тем более. Обострение. К нам в редакцию душевно надломленные люди тоже приходят. Как-то понимаем их. Ни охранников не привлекаем, никакого другого насилия не чиним. А того мужика — убили. "Прихлопнули", — как сказал губернатор тех мест. Убили вечером, в потёмках. Снимали на камеру. Показывали всей стране несколько раз подряд. Вот на переднем плане, крупно, рука губернатора с пистолетом. Вот звёздчатый погон начальника областной милиции. А на заднем плане, шагах в пяти от них — тот самый сошедший с ума от горя мужик. Давай ему деньги на покрытие долга, и всё тут. Далее диалог губернатора и генерала.