"ЗАВТРА". Владимир, как давно вы фотографируете Москву? Что изменилось в мегаполисе со времен начала работы над фотопроектом "Проекции Москвы"?
Владимир ОРЛОВ. Я живу в Москве с рождения, с 1946 года. Фотографировать Москву я мечтал еще в школе, но системно начал в 2000 году, когда всё уже стало другим. Тогда все было кустарнее и смешнее, сейчас стало серьезнее, укрупнилось, заполнилось охраной, всюду - шлагбаумы и запертые двери. Город стал чужим и враждебным. Конечно, что-то из вновь появившегося мне нравится: множество театров, выставок, ресторанов. Появились образцы хорошей современной архитектуры. Но отдельные шедевры не могут решить серьезных московских проблем.
"ЗАВТРА". В разговорах с профессиональными архитекторами часто слышишь выражение ими ужаса от того, что происходит последние 10-15 лет в Москве. Фотография, выбранная вами для оформления афиши выставки, - тоже воспринимается как метафора ужаса. Если позволите, дам личную интерпретацию картинки: пространство, которое могло бы быть человечным и рукотворным (образ ладони) в шоке от того, что с ним происходит. И, тем не менее, вы постоянно в своих снимках пытаетесь опоэтизировать образ первопрестольной?
В.О. Нет, я не ставлю себе такой конкретной задачи. Я снимаю во время ежедневных перемещений по городу тогда, когда вижу: это надо "взять". Это прямая фотография без монтажа и кадрирования. "Проекция Москвы" строится на множестве ассоциаций, метафор, культурных отсылок, юморе и сарказме; она продуцирует новые смыслы благодаря парадоксальным совмещениям сюжетов. Так, например, красивые виды города, в которых обнаруживается "неправильный" главный элемент. Или серия "Женщины Маяковского" (кстати, вызвавшая много подражаний) - памятник поэту здесь вступает в диалог с рекламными дивами. Или сверхплотная городская среда с потоками машин, в которой очевидна своеобразная эстетика. Сюда же - фотофакты изобилия рекламы, транслирующего взору витальность города и необузданную стихию дикого капитализма. Этого нет нигде в мире, и в Москве уже сходит на нет.
"ЗАВТРА". Что для вас прежде всего составляет сферу поэтического в современном мегаполисе?
В.О. Фотография как никакое другое искусство, существует практически полностью в культурном контексте. Она в этом смысле насквозь конъюнктурна, интерес к ней возникает в процессе узнавания. Также как читатель стихов думает: "я так чувствовал, но не умел выразить словами", - зритель снимков: "я был там, но не увидел этого". Еще фотография сможет «схватывать» мгновение, останавливать Время. Но и это не все, лишь когда она выходит за пределы фиксации реальности и приобретает свойства образа, она перерастает личный опыт автора, становится интересна и понятна многим, начинает сама существовать во времени. Фотография стремится разгадать тайну времени, тайну бытия так же, как герой Габриэля Гарсиа Маркеса пытался сделать дагерротип Господа Бога.
"ЗАВТРА". Как бы вы определили метод своей работы?
В.О. О фотографах часто пишут: он исследует то-то. Я не могу сказать, что я что-то исследую - я работал в науке и знаю, что там другая методология. Я же сосредотачиваюсь на своем субъективном взгляде, действую интуитивно. Хотя, с другой стороны, интуиция чрезвычайно важна как путь непосредственного познания. Если собрать и проанализировать такие личные опыты достаточного числа интуитивистов, то можно создать мощный инструмент выработки серьезных решений. Не думаю, что так могло бы получиться подспорье для деятельности городских чиновников, скорее для проектировщиков, в крайнем случае - для составителей прогнозов развития городской среды и разработчиков градостроительных стратегий. Так же как Андрей Вознесенский считает, что поэзия - это основа будущего сознания, я не исключаю рассмотрение "массового субъективного" в качестве основы будущего проектирования.
"ЗАВТРА". Каково, по-вашему, архитектурное будущее Москвы?
В.О. Рисовать будущее самонадеянно, поскольку интерполяция сегодняшних идей, понятий и тенденций в будущее почти всегда ошибочна, так как не учитывает качественных скачков в результате изобретения новых технологий и социальных сдвигов. Таков мировой опыт прогнозов. В виде условных предположений, по-моему, возможны два варианта.
Первый: при благополучном выходе из кризиса и росте цен на энергоносители начинается второй строительный бум, многие современные здания будут сноситься для возведения новых с циклом в 5-10 лет в соответствии с рыночной конъюнктурой и дизайнерской модой. Оставшаяся часть исторической Москвы будет и подавно снесена, но Кремль и ряд архитектурных памятников выборочно, в искаженном виде, оставят в качестве признаков национальной самоидентификации и рекламных символов. Московские архитекторы будут работать во второсортных инофирмах над адаптацией западных концепций. Москва станет похожа на Дубаи. Москвичей выселят за МКАД, отдав город тем, кто может купить жилье.
Второй вариант видится таким: кризис углубится и необратимо поразит нынешнюю "сверхцивилизацию" (термин А. Зиновьева). На ее обломках будет со временем построена новая глобальная биосферно-совместимая цивилизация, возможно, с единым мировым правительством. Она будет куда более экологичной по своей сути, основанной на использовании воспроизводимых источников энергии. Что касается Москвы, то в ней будет создана принципиально новая матричная система общественного транспорта на уровнях выше и ниже земли, а радиально-кольцевая сеть улиц будет реконструирована для пешеходов и велосипедистов. Автомобили выведут за черту города.
Все здания столицы реконструируют с применением новейших технологий, сделают «умными» и энергоэффективными, сохранив при этом их облик. Небоскребы, нарушающие силуэт Москвы, снесут, а уже снесенные памятники архитектуры и заповедные зоны города восстановят на основе нанотехнологий, обеспечивающих исходную идентичность. Все великие проекты русского авангарда будут реализованы. Авторитет архитекторов будет таков, что без них правительством не будет приниматься ни одного градостроительного решения. Москва станет архитектурной столицей мира. Здесь будет много зелени, водоемов, в которых можно купаться, чистого воздуха. В такую перспективу развития Москвы хочется верить. Я не верю, но надеюсь.
Беседу вела Ольга Орлова
Евгений Нефёдов ЕВГЕНИЙ О НЕКИХ
Были два друга в нашей стране - пой песню, пой! - являлся один ленинградцем вполне, и там же возрос другой. А только лишь первый в Москву попал - пой песню, пой! - то очень скоро своим там стал, конечно, и друг второй…
Хоть первый внешностью не гигант - пой песню, пой! - но все видали, что как атлант не выглядит и другой. Зато высокий карьерный рост - пой песню, пой! - вершил, шагая с поста на пост, как первый, так и второй!
Стал первый даже главнее всех - пой песню, пой! - и очень рад за такой успех, естественно, был второй. Настолько рад, что однажды вдруг - пой песню, пой! - ты дай порулить мне немного, друг, - сказал одному другой.
И тот ответил: рули, дружок, - пой песню, пой! - но только знай свой шесток и срок… Так первым и стал другой. Забыть он, правда, успел тот миг - пой песню, пой! - и не различить уж теперь средь них - кто первый, а кто второй…
Проходит время, летят года - пой песню, пой! - и вся Россия давай гадать: один кто, а кто другой? Но даже сами они пока - пой песню, пой! - решить не могут наверняка: кто первый, а кто второй.
Уже и пресса вся тут как тут - пой песню, пой! - мол, как же дальше дела пойдут: кто первый, а кто другой? Уже прогнозам потерян счет - пой песню, пой! - чем может кончиться тот расчёт на первый и на второй?
И хоть далёко им до седин - пой песню, пой! - ты мне надоел, заявил один; и ты мне, сказал другой… Но так сложилось у двух бойцов - пой песню, пой! - как будто это одно лицо - что первый и что второй.
В народе тоже идет молва - пой песню, пой! - так он один или всё ж их два, кто первый, а кто другой? А я бы спорить, друзья, не стал - пой песню, пой! - а лучше б третьего - час настал! - на всей великой Руси искал.
Ведь где-то же есть такой!..