Итак, в 1906 — 1908 годах Гумилев "раблеизируется" в Париже на основе идей Леви. А Гиппиус и Мережковский (опять же в 1906 — 1908 годах!), особо сближаясь с Борисом Савинковым, превращают свою "новую церковь" в инструмент савинковской политики.
Ключевая проблема для такого политика, как Савинков, — народ. "Ты проснешься ль, исполненный сил"… С точки зрения марксистов (как обычных, так и специфических, каковыми явно были большевики), разбудить народ можно, лишь привнеся в сознание его пролетарского авангарда — идею. Но Савинков — не на пролетарский авангард, а на крестьянский арьергард ставку делал. И не на идею, а на темную, хтоническую энергию, таящуюся в этой архаической — якобы безыдейной и антиидеальной — душе. Как получить доступ к темной хтонической энергии? К тому, что Элифас Леви, как и другие поклонники метафизики Рабле, именовали и "тайной беззакония", и "тайной Низости", и "зовом Бездны", и — мало ли еще как!
"Новая церковь" нужна была Савинкову для получения доступа к этой энергии. Он потому и начал строить с "новой церковью" отношения, что распознал в ней "церковь Беззакония", "церковь Низа". Распознавши же, восхитился. А Блок (не чуждый "музыке Революции", метафизической хилиастической страсти), распознав в "новой церкви" то же, что и Савинков, — ужаснулся. И написал Гиппиус по поводу предлагаемой в ее "новой церкви" лестницы: "…Еще не поднявшись на высшую ступень, мы увидим одну только пропасть, отразим в себе только ее правду" . (Собр. соч., М.; Л., 1963, т. 8, стр. 38).
Почему наши "искоренители хилиазма" (П.Гайденко, к примеру) не хотят обсуждать метафизическую суть конфликта между Блоком и четою Гиппиус —Мережковский, проповедующей "новую церковь"? Потому что такое обсуждение неизбежно выведет на многое. И на суть столь же метафизического конфликта между большевиками (которых поддержал Блок) и Савинковым (которого поддержали "новоцерковники"). И на разницу между хилиазмом подлинным (блоковским) и хилиазмом, глубочайше извращенным, вывернутым наизнанку ("новоцерковным").
Для подлинного хилиазма народная душа (она же — София) — двулика. Уповают подлинные хилиасты на светлый лик этой души. С его помощью они хотят спасти гибнущий мир. В извращенном же (карнавально-смеховом) хилиазме светлый лик изгоняют. А темный используют для окончательного погубления мира. "Бахтианство-раблезианство", "новая церковь" — это карнавально-смеховой, извращенный "до наоборот" хилиазм. Его-то и хотят наши искоренители хилиазма приравнять к хилиазму как таковому. "Зачем?" — спросите вы. Потому что очень хочется за счет такого приравнивания скомпрометировать революцию. И — Историю.
Оговорив это, проанализируем интересующее нас "бахтианство-раблезианство" с психологической (и даже психоаналитической) точки зрения.
Народ — это историко-культурная личность. Личность — это триединство: "сверх-Я", "Я" и "Оно". Демонтаж историко-культурной личности (то есть народа) требует осуществления четырех операций.
Операция №1 — разрыв связи между "Я" и "сверх-Я". Уже обсужденный нами "вечный смех" реализует этот разрыв, ставя человека лицом к лицу с коллизией метафизического абсурда. Губительность этой коллизии для сверхсознания подробно обсуждается и экзистенциалистами, и ницшеанцами, и постмодернистами.
Операция №2 — расщепление "Я", то есть шизофренизация. Как индивидуальная (шизофреник слышит голоса, ведет с ними "полифоническую беседу"), так и коллективная. Благотворное, по мнению Бахтина, расщепление Смысла на голоса — это технология шизофренизации "Я". Отсюда — особый интерес Бахтина к Достоевскому, чьи герои всегда на грани шизофрении, а зачастую — за этой гранью.
Операция №3 — препарирование "Оно", активизация его темной ипостаси и подавление светлой. Это — ноу-хау "мэтра Рабле", его магия "Низости" и "Низа". Дезориентированное сознание нуждается в наркотике потребления. Севший на эту иглу становится "прорвой". Нам ли не знать, что это такое?
Операция №4 — натравливание темной ипостаси "Оно" на "Я", которое уже расщеплено и лишено поддержки "сверх-Я". Сие и есть "перестройка".
Легко осудить демонтаж народа. Намного труднее выявить слагаемые демонтажа. И совсем трудно, выявив эти слагаемые и вглядевшись в них, признать, что для демонтажа народа была применена "магия Рабле". Которую Бахтин и разобрал до тонкостей — и восславил. Признать, что в основе демонтажа — этот самый Бахтин с его "смеховой культурой". Признать неразрывность и несомненность связки "Бахтин — Кожинов". И спросить себя: "Кто же дал мне посох во тьме? И зачем?"
Совершенно не собираюсь сыпать соль на чьи-то раны. Всего лишь обращаю внимание, что на этапе перестройки-1 "русский орден", как мы знаем, был лишь вспомогательным инструментом в руках либералов, на свой лад "бахтинизировавших-раблеизировавших" СССР. Но на этапе перестройки-2 этот орден из вспомогательного инструмента должен стать главным. И уже на иной, "русский", лад "бахтинизировать-раблеизировать" РФ. "Русский орден" — ужасающе немощен. Понимая это, иноземные кураторы шлют ему на подмогу своих посланцев (Белковского сотоварищи). Как могут, укрепляют немощного беднягу… Чтоб ненароком не окочурился посреди оргии, сотворить которую ему вменено в обязанность.
А что если замыслена всемирная оргия "а-ля Рабле", чьим прологом (и лишь прологом) является общество потребления? Что если потребительский невроз, сооруженный в ходе осуществленного у нас "демонтажа народа", — есть лишь начало чего-то большего? Что если грядут иные "демонтажи"? Какие? Чего?
Для ответа на этот вопрос предлагаю к рассмотрению один крайне поучительный текст. Автор которого заявляет: "Дух дышит, где хочет, и гностический дар великих философов и мистиков был дар боговдохновенный" .
А кто доказал, что боговдохновенный? Автор текста — всего лишь философ по фамилии Бердяев. Как он может отличить дар от искуса? Между тем, он в "различении духов" идет дальше, утверждая, что "гностический дар не прямо пропорционален ступеням святости" .
ГНОСТИЧЕСКИЙ ДАР… Дар святости… Два дара — "не пропорциональны" друг другу... Сергий Радонежский наделен даром святости... А Яков Бёме — гностическим даром… Вопрос о сопоставлении даров, согласитесь, напрашивается. Тем более что сам автор начинает сопоставлять, утверждая, что "у Я.Бёме был больший гностический дар, чем у святых. Это дар особый" . Больший… Меньший… Не это главное. Главное — чей!
А вот чей: "Глубоким представляется учение Мейстера Экхарта о Перво-Божестве, которое глубже и изначальнее Бога" . Уразумели? Инстанция, одаривающая гностика, — "глубже и изначальнее" инстанции, одаривающей святого. Ибо гностика одаривает Перво-Божество. А святого — какая-то там, прошу прощения, Троица. Бердяев так именно о Троице и пишет: "В Перво-Божестве, которое выше всех Лиц Троицы и связанной с ним диалектики, предвечно и абсолютно преодолевается всякая антиномичность, по отношению к Нему исчезает даже сам вопрос о бытии и небытии" .