Сергей Кургинян ПРОБЛЕМА ЛЕНИНА
Сергей Кургинян
ПРОБЛЕМА ЛЕНИНА
Готовясь к написанию этой статьи, я заново перечитал имеющуюся у меня базу объективных данных, касающихся тех или иных мифов, связанных с Лениным. Реальная позиция Ленина по поводу Парвуса, по поводу допустимости отношений с немецким генштабом, реальная позиция Ленина по вопросу о допустимости тех или иных способов возвращения в Россию после Февральской революции 1917 года… И так далее. Всё это не имеет никакого отношения к бытующим ныне мифам.
Что такое объективные данные? Это архивные документы, свидетельства современников, опубликованные раньше того момента, когда всё, связанное с Лениным, стало подвергаться строжайшей цензуре… Это — свидетельства ценящих свою неангажированность историков, подкрепляющих каждое из них многочисленными ссылками и, главное, избегающих всяческой скорописи. Ведь любая из тех тем, на которых так любят пастись разного рода мифотворцы, может быть нормально обсуждена только на основе скрупулезного разбора череды мелких и мельчайших фактов — тогда-то встречался с тем-то, тогда-то писал то-то и так далее.
Объективные данные не оставляют камня на камне ни от одного из сегодняшних расхожих мифов по поводу Ленина. Более того, не так уж и трудно не только опровергнуть любой из этих расхожих мифов, но и показать, как именно каждый создавался. Как именно, кем именно, на основе каких конкретных распоряжений тех или иных — отечественных или зарубежных — интересантов.
Но Россия — если под нею понимать политический, социальный, культурный и даже экзистенциальный постсоветский мейнстрим — отнюдь не является ревнительницей объективности. Скорее наоборот. Статус объективного проблематичен везде, но у нас в особенности. Почему — везде?
Потому что вынесение всего и вся на суд Ее Величества Объективности — характерная черта классического подхода. Того самого, который сформировался в лоне проекта "Модерн". А мир подвергается натиску со стороны Постмодерна, подрывающего все краеугольные основания Модерна. Какие краеугольные основания?
К сожалению, на фоне лихорадочных споров о российской модернизации у нас о сути проекта "Модерн", о его характернейших фундаментальных чертах не говорят вообще. Между тем, одной из характерных черт Модерна является благоговение перед классической доказательностью. Перед самой возможностью сказать по поводу чего бы то ни было: "А на самом деле все обстояло так".
У человека Модерна, то есть человека классической рациональной культуры, никогда не было сомнений в том, что по поводу любого деяния, совершенного любым лицом, может быть вынесен окончательный вердикт, согласно которому НА САМОМ ДЕЛЕ все обстоит именно так. И ясно было, кем именно должен быть вынесен этот вердикт — объективным ученым, жрецом в храме науки. В данном случае науки исторической. В ее руках — все необходимые инструменты, критерии, нормы. Ей отмщение — и она воздаст.
Перестройка, провозгласив необходимость осуществления модернизации нашего Отечества, сломала все инструменты, критерии и нормы, на которых держится этот самый Модерн. Она с вопиющим неуважением, с глумливой ухмылкой, с контрпропагандистским пренебрежением отнеслась ко всему объективному, выступая одновременно от лица этого самого объективного. Якобы растоптанного "отвратительным совком" и якобы восстанавливаемого его "благородными оппонентами".
Оппоненты — лгали, как сивые мерины, и продолжают лгать. Характерно, что они продолжают лгать даже после того, как отпала прямая контрпропагандистская необходимость, согласно которой ложь, используемая для растаптывания "чудовищного совка", — это благо. "Ad majorem Perestroika gloriam" — "для вящей славы великого перестроечного процесса".
Ложь поселилась в каждой клетке постсоветского социокультурного тела. И, что сквернее всего, она уютно сосуществует с доступными теперь обществу объективными фактами. Ничто не мешает, например, творцам мифа о погубленных Сталиным десятках миллионов людей продолжать талдычить про эти "десятки миллионов" и после того, как оказались опубликованы и подтверждены — в том числе антисталински настроенными историками — реальные цифры расстрелянных в 1937 году, репрессированных за весь сталинский период, и так далее.
Мы еще раз убедимся в том, что являемся территорией Постмодерна (который, в отличие от Модерна, презирает доказательность, подлинность и так далее), в ходе празднования 65-летия Великой Победы. Чего только мы не читаем уже сейчас по ее поводу! Никто не спрашивает авторов, откуда они берут приводимые ими лживые цифры — будь то наши потери или наши "преступления" на территории Европы. Никто никогда не призовет к ответу авторов и издания, использующих лживые цифры. А если даже кто-то кого-то и призовет, то это будет носить идеологически ангажированный характер. И не только не восстановит в правах статус объективности, но и, напротив, будет способствовать эскалации постмодернистских тенденций — всеобщего версионизма, мистификаторства, релятивизма, бесстыдной лжи.
Да, постсоветская Россия — чемпион в том, что касается постмодернистского релятивизма. Но, лишь слегка перефразировав того самого Ленина, которому посвящена данная статья, Россия — это слабое звено в модернистской цепи. Не более того, но и не менее. Может быть, потому-то и пришла на нашу территорию постмодернистская перестройка. Может быть, потому-то ее римейк в виде "перестройки-2" возможен даже после того, как все вменяемые люди содрогнулись от содеянного на практике "перестройкой-1".
Что же остается нам в этих условиях? Окопаться на территории модернистского объективизма и отбиваться от всех постмодернистских атак? Но, как говорил все тот же классик, "оборона есть смерть вооруженного восстания".
Каким же наступательным оружием мы обладаем? Неужели только мифами с обратным знаком? Вместо постмодернистского мифа о "злодее Сталине" — постмодернистский же миф о "герое Сталине", вместо постмодернистского мифа о "злодее Ленине" — постмодернистский миф о "герое Ленине"… Казалось бы, только так и никак иначе, ибо воистину "на войне как на войне". Вроде бы и впрямь, к чему чистоплюйство в условиях информационной войны?
Но уже ясно многим, что эта война попахивает стопроцентным бесовством. Клиокампфом — борьбой с историей. Беспощадным подрывом исторического самосознания как такового. А значит, и подрывом всех попыток восстановления нашей макросоциальной идентичности.
Уже ясно многим, что эта информационная война выходит за рамки даже тех условных допусков, которые существуют при проведении подобных войн на территории противника. Что она у нас на глазах превращается в весьма сомнительную метафизическую спецоперацию (так сказать, "и поклонитесь вы князю лжи, и причастит он вас в своей церкви").
Разве может классический православный человек, ортодокс, фундаменталист, равнодушно следить за тем, как осуществляется подобная метафизическая спецоперация? Он ведь, может быть, и далек от любви к Ленину, этот православный (а значит, чаще всего, и белый) ортодокс. Но он не хочет причащаться в церкви лжи, понимая, чья это церковь. Ему нужна церковь правды. Той правды, которая превыше всего. В том числе превыше его симпатий и антипатий, чего бы и кого бы они ни касались. Потому что стоит только поставить эти симпатии и антипатии выше правды, как уже тем самым начнешь причащаться в церкви лжи. Не может быть Лжи, которая по причине своей идеологической полезности окажется совместима с фундаментальными ценностями, коль скоро ценности эти и впрямь уходят корнями в церковь и религию Правды.