В души трудящихся миллионов.
Они там честно исполняли задания,
Записывали все шифром в специальную тетрадь,
И не отдали врагу то, что в любых испытаниях
У них никому не отнять.
Они там не отравляли колодцы,
Не подкладывали камни на рельсы,
Они не переставали бороться
За наши национальные интересы.
Их у трапа встречают не розами,
Все-таки не ансамбль народного танца.
Наоборот, они принимают незаметные позы,
В их профессии главное – конспирация.
Им в рот не положишь пальца,
Они любой сейф откроют.
И, можно не сомневаться,
Награды найдут героев.
И вот, возвратившись из загранкомандировки в Россею,
Они будут приняты Лицом, наверное, самым высоким.
Пробегут, наконец, на заре по росе и
Вдоволь напьются березовым соком.
И когда их принимает Путин
На какой-то роскошной секретной даче,
Начинает казаться, что каждому может быть доступен
Подобный упоительный миг удачи.
Премьер сказал, что они должны знать иностранные языки,
Подвергать себя опасности долгие годы,
Пока их не предадут какие-нибудь мудаки
И их не выведут на чистую воду.
Он сообщает, что у них жизнь очень тяжелая,
Мыкаются на чужбине без детей и женщин.
Почему-то ему не приходит в голову,
Что наша жизнь здесь ни капли не легче.
ПЕСНЯ О РОДИНЕ
(медленно и печально)
Френдам-политтехнологам посвящается.
Выйдет паренек молоденький,
Сядет над ручьем под сливой,
Продал Горбачев его Родину,
Чтобы тусоваться красиво.
Не поет гармошка на улице,
Не идут с покоса крестьянки,
Нынче все красиво тусуются,
Все бы им да пьянки-фуянки.
Залегли морщины на морде,
Побродил парнишка по свету,
Только с той поры своей Родины
У него уже больше нету.
Все пути давно уже пройдены,
Много поменялось начальства,
Только нет у нас прежней Родины,
Ну а новая не получается.
Сколько настучали слов в Ворде мы,
Сколько породили концепций,
Только нет у нас новой Родины,
Есть тоска по старой под сердцем.
И неплохо кушаем вроде мы,
Но зачем скажите на милость?
Если нет у нас старой Родины,
Ну а новой не появилось.
Евгений Головин VERWESUNG
РАЗРЫВ СВЯЗИ интеллигибельного и чувственного миров лишает сердце его активных огненных свойств и подчиняет доминации мозга, который по лунной своей сути не может занимать центральную позицию. (Параллелизм мозга и луны обусловлен герметической трактовкой: "Субстанция лунного неба, обволакивающего землю, пориста, податлива, беременеет при всяком прикосновении и порождает призрачные силуэты и очертания вещей. Она впитывает любой свет, превращая его в черную магнезию, которая вызывает коррозию металлов, брожение жизненных соков и морской воды, являясь причиной приливов").
Следуя оси, организованной квинтэссенциальной сферой (сердце, душа, дух), человек получает возможность умножать, интенсифицировать, активизировать свое восприятие и, таким образом, возможность трансформации в качественно бесконечных мирах. Но необходимая для этого постоянная энергия возникает лишь при сопричастности оси. Церебральная деятельность изначально ре-активна, мозг питается заимствованной энергией, заимствуя ее где угодно. "В отличие от тела, — писал Поль Валери, — мозг не брезгует ничем. Он, подобно мухе, контактирует с чем угодно и, если бы не соображения безопасности, он бросил бы тело в огонь для наблюдения взаимодействия". Он поистине "материален" в смысле, который придают этому слову Аристотель и схоластика, "лишенность" (privatio) есть модус его бытия, а поскольку он полагает свои "законы" обязательными для всех и всего ("Человек мыслит, следовательно, я существую, — говорит вселенная", Поль Валери), то мир также сугубо и сплошь материален. Познание, жизнь мозга, осуществляется только за счет жизненной энергии познаваемого. Мозг нельзя укротить, нельзя насытить, при отсутствии "поля деятельности", он способен пожрать своего носителя, а затем и себя самое. Знаменитая "ресублимация" Макса Шелера — "...справедливое перераспределение жизненной энергии между головным мозгом и остальным организмом" — точно такая же иллюзия, как и всякое иное "справедливое перераспределение". На наш взгляд, критика Людвига Клагеса вполне легитимна: "Шелер восхваляет свободный спорт и свободную эротику, называя это "справедливым перераспределением жизненной силы" и "революцией против диктатуры интеллекта". Однако этим спортом, эротикой и культом молодости занимаются специально и профессионально. По-моему, это новая экспансия интеллекта, решившего систематизировать сами источники жизни"
Акцентированный церебральный процесс никоим образом не способствует развитию явных и неявных органов восприятия, напротив, они только истощаются от навязанной им специфики, равно как от приборов, придуманных для усиления такой специфики. Соответственно мир, открытый подобному восприятию, с каждым поколением блекнет, обедняется, сужает свои границы. Мы уже давно утратили чувство живого многопланового пространства, контрапунктического, циклического, внутреннего времени, а когда мы обращаемся к нашей душе, она, пораженная скукой, холодом и тьмой, выталкивает нас погреться и рассеяться на торжище. Но это сомнительное развлечение. Впрочем, сомнение — единственный позитив рационального интеллекта. Разве не сказал Декарт — один из пионеров примата головного мозга в человеческой композиции, — что можно сомневаться в чем угодно, только не в самом факте сомнения? Следует, правда, назвать и еще один не менее важный позитив — смерть. Никогда и нигде до триумфа рационального интеллекта телесная смерть не считалась концом человеческого бытия. Прелюдией смерти этот интеллект полагает ослабление жизненных функций и памяти, то есть способности координировать, комбинировать и поглощать захваченные впечатления. Если у какой-либо сущности начинает увядать качество "лишенности", она близится к смерти, финальному уничтожению, общему итогу.