А. О. В определённом смысле — да. Мы играли в Томске, и один наш поклонник, местный владелец заводов, газет, пароходов, говорит: "У меня есть стрип-клуб, и мои девочки любят танцевать под ваши песни".
Я хватаюсь за голову. Получается как с "Кровостоком" — бравые ребята-художники сделали стёб-проект. Но "считали" его пацаны, и "Кровосток" зазвучал из каждой покоцанной восьмёрки, стоящей на обочине.
Или на одном сайте довелось прочитать, что "гимном нашего клуба признан трек "Танцпол".
М.Л. С одной стороны, ситуация для нас не особо позитивная. Мы писали совершенно в обратную сторону, а песня получила такое прочтение. Поп-культура сегодня съедает всё. Но ты-то знаешь, о чём говоришь, и какая-то часть публики, которая тебя слушает, это тоже знает и понимает. Это ценно. Важен даже один человек, который тебя понимает. Я всегда готова петь — в зале один человек, тридцать или пятьсот. По большей части мы играем для себя. И то, что ещё приходят люди и нас слушают, и нас принимают — это прекрасно.
Да, мы оказались созвучны модной тусовке. Но наш слушатель очень разный. Действительно есть убеждённые посетители дискотек. Вплоть до бандитов. Но хватает и другой аудитории. А то, что люди разные — это хорошо, это радует. Творчество ты неизбежно отпускаешь на волю, и песни живут своей жизнью.
А.О. Можно сказать, дух дышит, где хочет.
"ЗАВТРА". Существует поговорка — человек есть то, что он ест. Творчество довольно многих художников — это истории потреблённых и переработанных культурных артефактов, истории библиотек и фонотек. "Барто" — это культурный пласт или, скорее, жизненные впечатления?
А.О. Здесь нельзя противопоставлять одно другому. И музыка оказывала влияние, и действительность. Точно нельзя сказать, что повлияла какая-то конкретная музыка. Влияет внешний мир, и музыка, как его часть, но не в качестве некоей жанровой, эстетической формы.
Наше творчество — столкновение "Барто" и внешнего мира. Мы — люди наслушанные, но в какой-то момент наступило пресыщение. Одно время был трип-хоп. Мы покупали весь трип-хоп, ещё на кассетах, всё подряд. Но спустя десять лет очевидно, что кроме центровых людей типа Tricky, "Massive Attack", слушать нечего. Всё остальное можно было сразу выбрасывать в помойку, а деньги раздавать нищим, особенно, если бы они выставили картонку с надписью "трип-хоп".
М.Л. Был период, когда меня позвали ди-джеем и я слушала очень много современной музыки для того, чтобы быть в курсе и играть вещи актуальные. Масса музыки за неделю. И всё плохо. То есть вся музыка отличная, качественно сделанная, но не задевающая.
А.О. Неизбежное влияние оказало и наше историческое образование. Я писал диссертацию на тему трансформации крестьянского менталитета в период военного коммунизма, Маша занималась Ортегой-и-Гассетом, теорией масс. Но мы скорее дети Розанова, чем Ортеги-и-Гассета…
Беседовал Андрей Смирнов
Сергей Угольников И ТИШИНА...
Умертвить мух можно разными средствами. Например, прихлопнуть газетой или побрызгать из баллончика. Отборочное жюри "Премии Кандинского-2010" продемонстрировало ещё один способ: задушить мух скукой. В самое выставочное время, днём в выходные, у касс выставки в ЦДХ, народа, желающего приобщиться к высокому искусству — нет. Отдельных, пробирающихся внутрь ценителей встречает гулкая тишина и развалы с журналом "Артхроника". После заявлений организаторов, уверявших в аншлаге, индивиды начинают понимать, что сосуществуют с отборочной комиссией в разных измерениях и, успокоившись, двигаются на эскалаторе дальше.
Дальше — не значит лучше. Ибо труды отборочной комиссии (которую возглавил незабвенный Андрей Ерофеев) не могли не пропасть даром. Зачем, казалось бы, один из кураторов разглагольствовал о том, что политических работ на выставке не будет? Правильно — чтобы повесить серию унылых карикатур, повествующих о судебных мытарствах всё того же "экспозиционера". Коробки, паучки, голограммы, выстроенные в пирамидку мавзолея — неужели это хоть кому-то может показаться новизной? "Новостью" стало заявление на пресс-конференции, что "левый дискурс дотируется правыми силами", но открытия подобного масштаба — удел людей, безнадёжно отставших от жизни, и только вчера узнавших, что масло — масляное.