Мы всегда испытывали страх.
Там, где неудачливая рота
Пала в лазуритовых горах.
Я присел на высохшую глину,
Чтоб заклеить крохотную ранку.
И у ног своих увидел мину,
Врытую на тропке "итальянку".
Мы отступали из страны жестокой.
Вели колонны под прикрытием зениток.
Так уходили русские с Востока.
Империя сворачивалась в свиток.
На Родине нас ждали не объятья.
Не радужные речи Президента.
Нас ждали оскорбленья и проклятья.
Был наш поход, как траурная лента.
Мы привезли с собой боекомплекты.
Афганские напевы убывали.
Все наше братство расползлось на секты,
И мы друг друга зверски убивали.
Один дворец громили мы в Кабуле.
Другой дворец в Москве мы поджигали.
Где встретил я тебя? Уж ни в гробу ли?
Ни за твоим ли гробом мы шагали?
Пускай остался я — последний летописец.
Пусть надо мной смыкает время своды.
В бездонном небе надо мною высится
Лучистая звезда афганского похода.
На стенах храма я пишу сраженья.
Полки Гордеза, Хоста и Герата.
На дальней фреске, что в лучах заката,
Оставлю я свое изображенье.
Я был готов вонзить в него свинец.
Я целился ему в сплетенье жил.
Но на винтовку мне слетел скворец,
И я мою винтовку отложил.
У автомата ложе из березы,
Коричневый березовый приклад.
Вдруг из приклада выступили слезы,
И стал зеленой веткой автомат.
Я улетал из пыльного Шинданта.
Наш фюзеляж был полон мертвецов.
Я не запомнил имя лейтенанта,
Но помню его мертвое лицо.
Был караван разбит. Отряд спецназа
Раскладывал трофеи на песке.
Ему досталась лазуритовая ваза,
А мне досталась дырочка в виске.
Он умирал, объят смертельной дрожью.
Пил воду утомившийся верблюд.
Отряд остановился у подножий
В зеленом камне вырезанных Будд.
Качались у верблюдов пыльные горбы.
И воздух был горячий и белесый.
Нам из Союза привезли гробы
С медовым запахом распиленного леса.
Он говорил о женщине чудесной,
Как к ней вернется, невредим и цел.
Висел портрет в его каморке тесной.
Я поправлял мой сбившийся прицел.
В наш отряд приехала певица.
Был прекрасен цвет ее лица.
Капитан хотел на ней жениться,
А женился он на капельке свинца.
Я не пустил на дно моих глазниц
Картины окровавленного ада.
Я вижу рынки золотистые Газни,
Лазурную мечеть Джелалабада.
Никогда я в жизни в церкви не был.
Я лежал и стискивал винтовку.
Господи, возьми живым на небо,
Как берешь ты божую коровку.
"Ты не кайся, не проси прощенья.
В жизнь назад из смерти не зови"
Снилось ей, как падает в ущелье
Взорванный горящий грузовик.
Он снял мешок, тряхнул пустую фляжку,
И, поплевав на грязные ладони,
Установил незримую "растяжку".
Вновь побежал, спасаясь от погони.