Второй затаенный топос — деревня Блюды, где царит полная анархия и куда направляется Голосевич, ожидая коленопреклонения. Местные рыбаки давно побросали сети, но не стали апостолами, а уподобились сомалийским пиратам. Они обрели не свободу, а почувствовали первобытную волю и жить будут лишь до тех пор, пока есть патроны, не подчиняясь ни царю, ни президенту.
Бывший колхоз "Алая заря" и деревня Блюды — два трагических сценария русской Империи, наглядная картина затухающей цивилизации, фаза окончательного распада системы после ее намеренного расшатывания.
И через все эти топосы, преодолевая временные разломы и наросты, несет главного героя "птица-тройка" XXI века Volvo XC90: "Мой драгоценный ХС90 за эти короткие дни столько раз превращался в ковёр-самолет, Ноев ковчег, в верблюда пустыни, в серого волка, на котором я, Иван-царевич, мчался по заколдованному царству. Быть может, сейчас он превратится в боевую колесницу, подобную тем, на которых Ахилл сражался с Гектором" — таков репортаж Зеркальцева. Для посетителя московского автосалона название автомобиля вполне бесхитростно: "volvo" — латинский глагол "качусь", "ХС" (Cross Country) — "вездеход", а 90 — всего лишь определенные технические параметры. Но насельник ковчега увидит здесь совершенно иной смысл: глагол "volvo" имеет и второе значение — "храню в сердце". Если прочитать "ХС" не в латинице, а в кириллице, то это церковнославянское обозначение Христа под титлом. Не случайно один из персонажей говорит: "Россия всему миру упрек, потому что в ней Христос проживает". Как известно, в кириллической азбуке за каждой буквой было закреплено числовое обозначение. Число 90 обозначалось буквой "Ч", имевшей название "червь": "Какой червяк в нашем селе поселился и точит, точит каждый дом, каждую душу?" — мучаются вопросом жители разоренного колхоза. В итоге пишем "Volvo XC90", а читаем примерно следующее: "Храню в сердце Христа, вопреки червю, точащему душу".
Именно таким пассажиром ковчега, чье сердце почувствовало Христа, становится Зеркальцев. Оказавшись в Красавине, он уподобляется "очарованному страннику", становится "за-зеркальцевым": "Он просто попал в иную реальность, в иную землю, в иную историю, в которой действовали другие законы, царили другие истины, обитали другие люди. На шоссе, ведущем в Красавин, он попал в аномальную зону, где отсутствовала связь, искривлялись магнитные линии, менялись местами полюса и время меняло свой вектор. Он попал в страну иных измерений и должен вкусить сладость этих аномалий, как вкушают экзотическое блюдо". В этой аномальной зоне он все чаще вспоминает предков, мать, детство, у него появляется почва под ногами, Родина перестает для него быть экзотикой, в нем просыпается соборность, в своих размышлениях он постоянно повторяет фразу "мой народ". Настоящим пассионарием, культурным героем он оказывается в горящем скиту, где спасает икону и монахинь-подвижниц...
После того, как раскололось пространство, произошло и раздвоение личности: "Следовало теперь выбирать между тем Зеркальцевым, который, повязанный путами, сидел в крапиве вместе с пьяным председателем, тем, который, элегантный и легкомысленный, двигался с микрофоном среди сверкающих автомобильных салонов и своим чарующим баритоном услаждал слух ценителей комфорта и благополучия".
Но главная трагедия в том, что мир Красавина с его высокой идеей ковчега оказался не меньшей обманкой, чем московский автосалон, еще одним кривым зеркалом в зазеркалье подорванной русской цивилизации. В действительности это мир ложных пророчеств, самозваных дворян и "конкретных" братков-виконтов, издевающихся над губернатором, как над шутом. А серебро на лике Голосевича — обыкновенная пудра, сходящая вместе с потом после бани. В одной из частных красавинских коллекций на копии "Богатырей" Алеша Попович и Илья Муромец переставлены местами, в чем Зеркальцеву видится предел мировой дисгармонии вплоть до сумасшествия, будто поменяли местами альфу и омегу. В Красавине действует бойня, где безжалостно разделывают туши коров, а в их обреченных, предсмертных глазах есть что-то слишком человеческое.
У святого источника неподалеку от Красавина вокруг березы — русского Древа познания Добра и Зла — собираются паломники, теснимые благородным дворянским собранием. После лжепроповеди сытого настоятеля неведомая кликуша окончательно снимает пелену с глаз Зеркальцева: "В русских церквях на латинском языке служите! Русское Рождество на католическое поменяли! Еврейскую Пасху вместо православной празднуете! Монахов ожените! Мужик с мужиком под венец пойдут! … В Кремле зверь сидит, русский народ гложет! Из русских костей башню строит!".