Бесчисленное количество злостных нарушений времени хозяйничанья "лучшего мэра" привело к обезличиванию заповедного центра столицы и уничтожению более ста тридцати охраняемых объектов культурного наследия города. "Пир духа", некогда устроенный Юрием Лужковым на потребу московского обывателя, уже обернулся поминками по заповедному городу и ныне плавно перерастает в культурную катастрофу невиданных масштабов.
Критические выступления противников бессмысленной и беспощадной реконструкции старой Москвы, направленные на сбережение её памятников, встречали резкое противодействие городских властей и послушных им СМИ. Одно дело привычно "мочить совка" за вандализм в отношении памятников истории и культуры. И совсем другое — тащить на себе груз заботы о многосложном наследии города, самим осуществлять практическую работу по его сохранению и использованию. Возмущение действиями московских властей лужковская команда обрывала окриком, памятным со времен достопамятной "посохинской" реконструкции столицы: "Москва — не археологический памятник, Москва — не пыльный музей, это живой развивающийся город". Для оправдания собственного вандализма оказывались пригодными любые средства.
Выставляя Москву жертвой большевизма, столичная власть внушала, что теперь-то всё идёт как нельзя лучше: исторический облик города восстанавливается в самом лучшем виде. Это красные вандалы крушили русскую столицу во имя бредовых интернациональных идей и химеры коммунизма. Это они уничтожали лермонтовские и грибоедовские домики, уродуя милый сердцу образ города. Либеральная же лужковская команда, если и ломает Москву, то для ее же блага и на радость любимому электорату. Этим принципом Главный архитектор столицы Александр Кузьмин и его шеф Юрий Лужков руководствовались до самого недавнего времени, уродуя заповедный центр столицы сооружениями, чуждыми духу исторической Москвы.
Одной из главных особенностей продолжающейся внутримосковской полемики о судьбе культурного наследия столицы являлось до недавнего времени публичное утверждение и оправдание лужковским руководством особого "столичного" права. Попрание действующего законодательства было наглым и очевидным. Действия московских властей в сфере охраны культурного наследия вызвали к жизни ряд юридических уловок, противоречащих охранному законодательству, а в целом — спровоцировали кризис легитимности в этой области. Это наглядно проявилось, например, в широком применении понятия "предмет охраны памятника". Названное понятие на вполне законных основаниях допускает полное уничтожение объекта государственной охраны с виртуальным сохранением одной из его характеристик, например, композиции главного фасада или плана объекта.
В ходе практического "восстановления" исторического облика столицы её живое тело с многообразием художественных и материальных ценностей часто подменялось макетами и муляжами. Ведь в глазах "крепкого" московского хозяйственника комплекс памятников истории и культуры выглядел всего лишь обветшавшим имуществом и требовал замены.
Экспансия новоделов в городскую среду размыла границы между памятником и его подобием, обесценила историко-культурную значимость архитектурного наследия, оттеснив на второй план проблему его сохранения. В результате Москва превращалась в город исторических фантомов. Её культурное наследие сбрасывалось с "парохода современности". Создавалась рукотворная образцово-показательная "историческая" Москва, являвшаяся продуктом столичной "фабрики грёз", служившая фоном лужковских мистерий и маскировавшая бесчисленные утраты памятников.
Чаще всего их уничтожение осуществлялось несколькими путями: простым сносом под новое строительство, именуемое "реконструкцией" памятника, методом "прорабской" реставрации с заменой подлинного объекта его вольной копией, выполненной общестроительными методами, а также общими установками на трансформацию культурного наследия под действующие градостроительные регламенты.
И все же главным фактором деградации исторической Москвы явилось определение приоритетов при выборе мест приложения инвестиционного капитала и требуемых территорий под бизнес-проекты. К таковым были отнесены участки заповедного центра, обладавшие наибольшим историко-культурным потенциалом и привлекательностью. Именно они стали рассматриваться в качестве зоны торгово-развлекательного, офисного и представительского назначения, сулившего рентабельность освоения с 3-4-летним сроком окупаемости. Сфера же культурного наследия для инвесторов и "эффективных" собственников здесь осталась невостребованной как малопривлекательный и планово-убыточный сектор вложения инвестиций.