Поэтому властям и официальным масс-медиа не стоит обольщаться, будто протестное движение в росийском обществе "пошло на спад". Происходит его трансформация. И нынешний "марш миллионов" стал одним из самых ярких свидетельств подобной трансформации. Предлагаем вниманию читателей газеты "Завтра" репортажи наших корреспондентов с места событий 15 сентября.
Пушкинская площадь, огороженный железными решетками проход к памятнику. Вдоль ограды десятками рук растянут белый плакат. На плакате черными ровными буквами: ПИТЕР ПРОТИВ ПУТИНА.
Десятки зевак, прохожих, полицейских. Митингующих единицы, они держат плакат.
Пока митингуют по Блоку:
"И у нас было собрание,
Вон в том здании.
Обсудили, постановили —
На время — десять,
На ночь — двадцать пять,
И меньше ни с кого не брать.
Пошли спать".
— Путин должен уйти.
— Улетел с журавлями — Нечего возвращаться!
— Лучше бы он в другое место слетал!
— Нет больше сил терпеть!
— Почему Пуcси Райт — на два года, а убийц выпускают? — митинговали старики: бородатые, одетые в костюмы и жилетки.
— Мне восемьдесят лет, а я пришла, — говорила махонькая бодрая старушка, по-японски повязав лоб белой лентой с подтверждающей зеленой надписью: "Мне 80 лет".
До марша целый час — митингующие собирались, доставали писаные от руки транспарантики: "Богородица, Путина прогони!", "Зевс, ПУ прогони!", "Перун, ПУ прогони!" — бодрые пенсионеры пришли выразить свою гражданскую позицию.
Пока возле памятника Пушкину — одна большая коммунальная кухня, где старички и старушки, по-старому, по-доброму, по-привычке, митингуют. Совсем скоро они доблестно и отважно пройдут полицейский кордон, турникеты и вольются в колонны настоящих, зарегистрированных митингующих.
— Россия — для русских! Это наш город! Это наша страна! — бодро, надрываясь, кричит старичок в зеленой армейской рубахе, потрясая жилистым кулаком, проходя мимо длиннющего бело-желто-черного флага, горизонтально растянутого вдоль бульвара. Флаг держат серьёзные молодые люди в черных штанах, черных куртках и черных беретках. А под флагом бегает маленький мальчик трех-четырех лет. И у него на руке повязан имперский флаг. Ему весело бегать под огромным полотнищем. Он видит, как все радуются, глядя, как он бегает под флагом, от этого ему еще радостнее, он бегает еще быстрее, делая такие крутые развороты… вот — чуть не упал. Удержался — молодец. И десятки фотоаппаратов заглядывают под флаг и снимают, как он бегает и радуется.
Перед флагом — строй парней в чёрном. За флагом — красная растяжка с чёрными суровыми словами: РУССКИЙ МАРШ. Растяжку держат худенькие, но суровые мальчики в марлевых повязках, а на глазах — чёрные очки. А между ними бабулька, самая настоящая — в цветастом платочке, в зелёном вязаном костюме:
— Я русская, — из-за растяжки говорит она двум-трем камерам, прицельно, в упор разглядывающим её. — Русская я. Я пришла всем сказать, что я русская. Россия — для русских. Я всю жизнь здесь прожила.
— Это провокация. Здесь что — националисты? Мне позвонить Белову? Щ-щас-сс, — очумелая, лет тридцати пяти, девица достает смартфон. Камеры бросаются к ней, теперь они прицелились в её возмущённое бледно-либеральное лицо.
— Что произошло? — подошёл узкоплечий, с кругленьким животиком мужчина. Он в чёрном, на голове чёрная беретка, в руке мегафон. Он возглавляет колонну Русского марша.
— Вот она... — тычет либерально возмущенная дамочка в грудастую налитую девицу в имперской майке, — вот она растоптала белую ленточку! Мне позвонить Белову? Щас позвоню, я щас так позвоню! — тычет она бледным пальчиком в экран смартфона, никак не находя нужный номер.
— Она... — проглядывая номера, говорит дамочка, — она наступила на белую ленточку. Она националистка, она провокатор, ей здесь не место.
— Да я чё, её видела? — оправдывается девица. — Тут вон чё под ногами, всего валяется — и окурки, и всё. Я чё, её видела?
На асфальте белым тоненьким укором свернулась несчастная белая ленточка. Дама хотела пристроить её на свою сумочку, ленточка слетела. А тут эта сисястая корова шла… она чего. Ей под ноги лень было посмотреть. Наступила своим ботинком — на… святыню!