– Воздержусь, – ответила Фалкс. – Он целиком и полностью заслуживает своего статуса героя Империума, но он, наверное, самый строгий, самодовольный зануда, рядом с каким я когда-либо имела неудовольствие сидеть за ужином.
Фалкс боковым зрением увидела, как у Кассии отвисла челюсть. Будучи воспитанной в карательном полку Милитарум, в своем духовном мире она, вероятно, видела Яррика столь же великим, как сам Император. Но девочка теперь находилась в мире Фалкс. И лорд-инквизитор считала: если решил понять чужаков, то хорошо бы первым делом стать реалистом по отношению к людям.
– Так ты его встречала? – спросил Кусач, плохо скрывая заинтересованность.
– Дважды.
– А он... много говорил о Газкулле?
Фалкс приглушенно хмыкнула от удивления, обдумывая ответ.
– Если ты хочешь спросить, считал ли Яррик Газкулла своим гродом? Ну. Я могу с уверенностью подтвердить – он ненавидел его всеми фибрами души.
Когда Кусач передал это гроту, Макари, казалось, был, по крайней мере, доволен.
– Хватит о Яррике, – раздраженно сказал Хендриксен, поскольку тоже встречал легендарного комиссара и составил мнение еще более выраженное, чем Фалкс. – Ты вновь вернулся?
Честно говоря, Фалкс была поражена. Пока узник описывал драки Газкулла на Урке, брат Хендриксен не мог выказать большего презрения к истории и ее рассказчику. Однако же теперь, когда повествование Макари приняло тон саги о перерождении, схожий с некоторыми более странными историями, передаваемыми у курилен с психотропными травами в шаманских пещерах Фенриса, рунный жрец проявил заметно большую заинтересованность.
– Ну, он здесь, в этой комнате, – отпустил колкость Кусач, не лишая себя возможности спровоцировать волка. – Так что да, думаю, он, видимо, в какой-то момент вернулся.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю, – пригрозил Астартес, и Кусач прекратил испытывать удачу.
Газкулл в итоге пришел в себя. Я знал, что придет. Но я не имею в виду... примирение. Он решил, что хочет вернуть меня. Но это не имело отношения к вере или Большому Зеленому. Он просто подумал, что я буду полезным инструментом – или даже просто чем-то, что заткнет толпы, потому что они постоянно спрашивали: куда подевался старый добрый знамемашец.
Первый раз это случилось во время битвы. И когда я вернулся в последний раз, было сложнее, чем продырявить собственный тонкий череп. Для начала, я совершенно не был нормальным гротом. В один миг я был лишь мыслью в куче грибов, или вроде того, занятый своим делом, а в следующий – оказался в траншее, трясущимися руками целясь из ржавого бластгана[1] поверх бруствера.
Я споткнулся и упал со стрелковой ступени: оказалось, у этого Макари одну ногу выкинули и заменили на кусок дерева, а я к этому не был готов. Но когда я встал и попытался вновь забраться на ступень, с красно-черного неба опустилась рука и выдернула у меня бластган.
– ... тогда я приведу его, если ты перестанешь меня этим доставать! – где-то надо мной пророкотал Газкулл. Поскольку рука была его, секундой позже она снова опустилась, сунув мне старое потрепанное знамя.
Вообще, я сказал, что это было старое знамя, но вот что интересно. В последней войне в него попало множество пуль, летевших в меня, и одной из моих немногочисленных обязанностей было латать его металлоломом и каждый раз перерисовывать. К тому моменту, как мы покинули Армиягеддон, знамя наполовину состояло из заплаток, и я столько раз переделывал рисунок на нем, что случайно стал неплохим художником. Хотя я так и не смог правильно передать выражение лица.
Но теперь, судя по виду, в знамя столько раз попадали, что не осталось не только исходного металла, но и ни одной моей заплатки. На деле, оно стало в три раза больше, а рисунок на нем был позорным. Газкулл выглядел как какой-то... никчемный гаргант, и кто бы ни рисовал его, руки у него совсем не получались. Было ясно, что прошло очень-очень много времени. Но меня больше беспокоило, что моим знаменем пользовался кто-то другой.
Я решил, что это был лежащий на дне траншеи орк со свежей дырой в голове, когда огромная рука сжалась у меня на плече и развернула лицом к трупу и стоящей вокруг него группе орков. Мертвец носил нелепую шапку, валявшуюся теперь в обломках у его разорванной башки и немного походящую на те, что были у человеческих свищеников, коих мы видели на Армиягеддоне. Я задумался, не было ли это попыткой Газкулла изобрести орочью версию свищенства, и почувствовал стыд за труп.