В субботу Сява решил, что зайдёт на кафедру в последний раз. Он уйдёт тихо, по-английски, не прощаясь. Согласно Устава научного общества, формально он ещё год будет числиться прикреплённым к этой кафедре, а потом кончится членство, и как раз тогда же его здесь забудут. Вот и не будет никаких сцен расставания, пафосных или драматических речей. Нет в таком необходимости. Наверное Тумко прав… Во всём прав.
В субботу после занятий Тонзиллит пришёл в лабораторию в последний раз. Взял сачёк из мелкой капроновой лески. Такой в воде форму держит, а поэтому не сильно травмирует всяких нежных существ. Через этот сачёк перецедил воду. На капроне задёргались подросшие личинки египетского эдеса. Пожалуй денька два ещё, и самые крупные будут окукливаться. Деркачёв понёс сачёк в туалет. В самый последний момент ему почему-то стало жалко вот так бестолково закончить их жизнь. Нет, не надо их смывать в унитаз. Их надо отнести на курс, а там отдать рыбкам. Вон один его из его подчинённых, Колька, сосед Феликса, уломал же замкомвзвода разрешить ему поставить в комнате маленький аквариум. Старший сержант Деркачёв разрешил. Вот теперь сержант Деркачёв самолично и скормит своих любимых личинок его рыбкам. Тонзиллит взял полиэтиленовый кулёчек, зачерпнул туда воды прямо из того ведра, где сидели странные лягухи и ополоскал там сачёк. Потом завязал пакет пузырём и кинул его в портфель. Выживаемость этих мелких питомцев Сяву больше не интересовала. Он протёр стёкла и перемыл грунт в аквариуме, потом налил туда свежей воды, картинно расставил камни и коряги, подключил фильтр и компрессор. Всё, последнее обязательство перед кафедрой выполнено. Тонзиллит вывалил жабок-бульдожек из ведра в их прежнюю обитель, накрыл её стеклом и пошёл сдавать ключ.
По пути на Факультет старший сержант умудрился забежать в «Антимир» и прикупить бутылку хорошей «антиматерии» под названием «Зубровка Особая». Хотелось с горя напиться, но пить простую водку в этот день Сява посчитал недостойным. Сегодня, как-никак поминки и проводы… Поминки научной карьеры и проводы кафедры. То есть кафедра остаётся на месте, это он от туда провожает сам себя. Но чего-то определённо не хотелось. Вот чего – не хотелось видеть самодовольные сержантские рыла и красную рожу старшины. Ведь они счтают его своим, родным, а он для них чужой. Срать он хотел на строевую подготовку, на возможность говорить через губу, на упивание собственной властью. Плевать ему, что рядовые курсанты его боятся – такое «почитание» его душу не тешит. И власть вся эта… лубочная, что-ли. А они, дураки, как будто не знают, что через три года все окажутся в войсках в одном и том же лейтенантском звании. Почему-то захотелось выпить со своим подчинённым, с Феликсом. Кто он? Да как говорил старшина Писунков: «сопливый инфант по сравнению с нами, прошедшими в АфганистОне Крым и Рым!» Однако трепаться с этим мальчишкой о науке куда приятней, чем сыпать солдафонским юмором с Мамаем или Панарицием. А Абаж-Апулаз вообще одним своим присутствием аллергию вызывает. «Пойду Фила в собутыльники звать. Откажется – пойдёт мыть туалет!» – подумал Деркачёв, заходя в общагу.
– Паблисити, снова комары и наконец премия (Глава 15)
Через полчаса Тонзиллит сидел в комнате у Феликса, где изливал свою фрустрацию, как на медицинском языке называется душевное состояние при крушении надежд. Феликс, ещё на заре своей ВНОСовской деятельности переживший нечто похожее, искренне сопереживал своему командиру.
– Слышь, Тонзиллит! Тут ведь дело не безнадёжное. Тут тебе паблисити помочь может.
– Чиво?
– Ну это так по-английски называется публичное извещение о проводимой работе или достижениях. Вроде рекламы. Давай, попробуем, а?
– Ни хрена не понял, но давай попробуем.
– Тогда сходи вниз. Там на проходной сегодня Митоз дежурит. Возьми у него справочник служебных ленинградских телефонов. Там кроме телефонов ещё и адреса написаны. Чего сидишь? Иди – ты сержант, тебе дадут!
Через пару минут Деркачев принёс телефонную книгу. Феликс взял чистый лист бумаги и принялся выписывать туда все потенциально полезные казенные структуры от ГУЗЛа и городской Санэпидстанции, до Управления Метрополитена. Не обошёл он и Ленинградский Университет, где отыскал рабочий номер того самого профессора-энтомолога. Последним в этом списке шла газета «Военный Врач». Бутылка пустела, и ребята уже чувствовали себя весьма подвыпившими. В конце на сержанта навалилась тоска и сонливость:
– Знаешь, Феликс. Пустое всё это. Кто мы? Мы никто! Курки. Ничего мы не можем. Слушай, совсем забыл – я тут вашим рыбкам деликатеса заморского принёс. О! Личинки комара египетский эдес! Жирные – скоро окукливаться будут. Эх, посление! Давай их скормим и забудем всё, как страшный сон.
Феликс взял кулёк и подошёл к аквариуму. Там плавало с пяток облезлых беспородных гупаков с ободранными хвостами. Он слонился над аквариумом и с минуту смотрел на них.
– Знаешь, Тонзиллит, утро вечера мудренее!
С этими Фил взял сачёк и быстро выловил всех гуппи в свою банку из-под чая, а в пустой аквариум пустил Деркачёвских личинок. Покровного стекла у него не было, поэтому Фил накрыл аквариум чистой портянкой, достал резинку из зимних кальсон и закрепил ей эту импровезированную крышку. Потом посмотрел на рыбок, вздохнул и вылил их в форточку. Тонзиллит только удивлённо захлопал глазами.