– Я вам верю, вы почти плачете. В лётчики хотите?
– Нет, в военврачи.
– О-о-о, ну чтож, будущий коллега, приступим.
Шафран достала из своего ящика новые таблицы Рабкина и минут за двадцать досконально проверила Феликса. Везде, где он не видел, она ручкой обводила цифры и всякие там треугольники-квадратики. Сказала, что опытные офтальмологи всегда закрывают номер страницы, и поэтому учить надо и страницу и код каждой таблицы, а главное – говорить не думая. После чего она вручила изрисованную книжку Феликсу и пожелала ему удачи, посоветовав книжку хранить – если он поступит, то медкомиссии у него будут ежегодно.
Феликс заучил таблицы быстро, но для беглости ответа всё равно проверял себя дважды в день – сразу после пробуждения и перед сном. С таким странным ритуалом и окончился десятый школьный год, отзвенел Последний Звонок, пролетели экзамены, вручен Аттестат, и отгулян выпускной школьный балл. А ещё через пару дней пришел из Военкомата ответ, что к вступительным экзаменам в ВМА Феликса допускают. Феликс коротко подстригся, зашёл в Военкомат за проездным документом (кое-как собранных денег на билет тратить не хотелось), потолкался на вокзале у кассы, наконец взял положенную плацкарту и укатил в Ленинград. В поезде подчитал биологию, а с сочинением решил не рисковать – по примеру таблиц Рабкина он загодя выучил наизусть пять «элитных» сочинений по пяти популярным темам в надежде, что хоть одна из них ему попадется. В Ленинграде отыскал Штаб Академии, куда его не пустили, а коротко сказали немедля отправиться за город в Красное Село, где живет вся абитура и проводятся вступительные экзамены.
В Красном Селе оказалась полевая база Академии. У Феликса отобрали все документы, а самого поселили в маленький летний домик с тридцатью подобными организмами. Феликс прибыл в числе последних и место ему досталось на «втором этаже». Домик был фанерный и одноэтажный, просто кровати в нём двухярусные. Ночью нестерпимо кусали комары, да и сами ночи были непривычно белыми, что мешало сну, но помогало учёбе. На следующий день всех погнали на зарядку, а потом на завтрак. На завтрак была пшёнка с пережаренным в томате салом. Не, ну ей Богу, мать курям лучше делала. На обед борщ, похлебать можно, хотя тоже свинский и вроде как приврален соляной кислотой, на второе макароны с подливкой, сыроваты и к зубам липнут, но жуются. На третье – кисель, правда полкружечки. Ужин – картошка пюре на воде, почему-то сильно отдающая аспирином, кусок рыбы. День ото дня особым разнообразием меню не отличалось – бигус из квашенной капусты, прозваный «силосом», овсянка – «комбикорм», перловка – «шрапнель», «музыкальный» горох и «птычка» – пшеничная сечка. Первые два дня Феликс солдатскую еду не ел, слишком невкусной она ему казалась, ограничивался кислым чёрным хлебом-"динамитом" и деликатесным белым, который совал по карамнам «на потом». Но голод взял своё, и скоро он трескал за обе щеки всё без разбору. Раз ходили в наряд по столовой. На стене посудомоечной какой-то местный знаток написал очередной армейский афоризм – «пей салага больше брома, хуй поднимешь только дома». Ходили легенды, что в еду и особенно компоты добавляют бром, как некое универсальное успокаивающее средство – чтоб не дрались и по бабам не бегали. Феликс в такие предания охотно верил, но компот пил.
В наряде Феликсу и ещё паре человек выпало «сидеть на корнях», тоесть работать в корнечистке – полуподвальной каморе, где чистят лук, морковку и картошку. Перечистить руками пару тонн картошки невозможно в принципе, да этого и не требовалось. Требовалось только ковырять глазки, остальное делала картофелечистка – шумный механизм, чем-то похожий на стиральную машину. В барабан засыпали сразу два ящика картошки и включали воду. Грубые нождачные камни, которыми было обложено нутро этой адской штуковины, за минуту сдирали кожуру, стекавшую ручьями по кафелю в виде мутной пены. Эти потоки осаждали на полу здоровые песчанные косы – островки белого крахмала. Впрочем и выреазние глазков требовало приличного напряжения сил. Ребята быстро «модернизировали» процесс – оказалось, если крутить картошку подольше, то вырезать становится нечего. Правда катрошка получалась в виде маленьких круглых шариков d=2 см. Зато пол стал напоминать пустынные барханы – кафель полностью скрылся под толстым слоем крахмального песка. В этот момент в корнечистку и ворвался прапорщик Ложки-Давай. Ох он и орал! Потом побежал за начальником столовой капитаном Тараканом. Таракан, увидев такую неоправданную убыль продукта, тоже орал, да ещё топал сапожищами по крахмальному болоту, от ярости брызгая на стены и даже на потолок. Ну и на растреявшихся виноватых нарядчиков. Однако угрозы сейчас же выгнать всех с экзаменов к ядрёной матери так и остались угрозами. Несмотря на жидкий суп и дважды водянистое пюре для шести с половиной тысяч абитуриентов, троим виновным никаких карательных акций не последовало.
Всякие построения и проверки докучали мало, абитуру щадили и излишне не напрягали, давая время на подготовку к экзамену. Первым была химия. Итог – первая пятерка. Потом биология, затем физика – тот же результат. Но далеко не все были столь везучи – двойки сыпались вокруг, как при ковровой бомбардировке. Абитура быстро редела. После третьего экзамена осталась едва ли пятая часть претендентов, палаточный городок свернули, оставшихся «уплотнили» в опустевшие домики. Там народ быстро перезнакомился друг с другом, и к Феликсу прилипла кличка «Фил». Затем шло физо – экзамен по физподготовке. Бегали, прыгали, подтягивались. Ерунда, в общем, сдали почти все, видать особо чахлых забраковали ещё в военкоматах под видом «конкурса документов». А потом был психотбор.