– Мне не хотелось идти этой дорогой. Если честно, я боялся, что где-то там притаился убийца.
– Убийца? Почему вы подумали об убийстве?
Мистер Перкинс вжался в подушки.
– Леди сказала, что это не исключено. Боюсь, я не очень храбрый человек. Видите ли, с тех пор как я заболел, у меня не в порядке нервы. И я не силен физически. Меня ужаснула сама мысль.
– Уверен, никто не упрекнет вас за это.
Напускная сердечность полицейского, казалось, напугала мистера Перкинса, словно он услышал в ней фальшь.
– А придя в Дарли, вы поняли, что молодая леди в безопасности и больше не нуждается в защите. Поэтому вы ушли, не попрощавшись.
– Да. Да. Я… я не хотел ни во что ввязываться. При моей должности это недопустимо. Учитель обязан вести себя осмотрительно. А кроме того…
– Да, сэр?
Мистер Перкинс сделал еще одно признание:
– Пока мы шли, я размышлял. И понял, что тут все очень странно. Я подумал, что девушка, может быть… Я слышал о таком… совместные самоубийства и тому подобное. Понимаете? Совсем не хотелось, чтобы мое имя звучало в связи с подобными вещами. Признаюсь, я человек робкого десятка, да и болезнь меня ослабила, а тут еще это…
Констебль Ормонд обладал некоторым воображением и развитым, хотя и примитивным, чувством юмора. Ему пришлось прикрыть улыбку рукой. Он вдруг представил, как мистер Перкинс в ужасе ковыляет на стертых ногах из огня да в полымя: в отчаянии бежит от кровавого маньяка, поджидающего его на Утюге, только чтобы оказаться в обществе коварной и безжалостной убийцы.
Констебль лизнул карандаш и начал снова:
– Безусловно, сэр. Понимаю вас. Очень неприятная ситуация. А теперь, сэр, – это исключительно для проформы – нам нужно установить перемещения всех, кто проходил в тот день вдоль берега. Вам не о чем волноваться. – Карандаш оказался химическим и оставил во рту неприятный вкус. Констебль облизнул чернильные губы розовым языком. Воспаленному воображению Перкинса он представился похожим на огромного пса, смакующего сочную кость. – Припомните, сэр, где вы могли быть около двух часов дня?
Мистер Перкинс открыл рот.
– Я… я… я…– начал он тонким голосом.
Тут вмешалась медсестра, которая все это время была поблизости.
– Надеюсь, вы скоро закончите, – раздраженно бросила она. – Пациентов нельзя волновать. А вы, двадцать второй, выпейте-ка вот это и постарайтесь успокоиться.
– Все в порядке. – Мистер Перкинс сделал глоток, и лицо его порозовело. – Вообще-то я могу точно сказать, где был в два часа дня. Так удачно, что вас интересует именно это время. Очень удачно. Я был в Дарли.
– В самом деле, – сказал мистер Ормонд. – Это замечательно.
– Да, и я могу это подтвердить. Я, понимаете, шел из Уилверкомба, а там купил крем от солнечных ожогов, и аптекарь, наверное, меня запомнил. Мы с ним немного побеседовали – я сказал ему, что у меня очень чувствительная кожа. Я не помню, где эта аптека, но вы ведь можете это узнать. Нет, точного времени не запомнил. Затем пошел в Дарли. Это четыре мили, идти час с небольшим, так что я, вероятно, вышел из Уилверкомба около часа дня.
– Где вы перед этим ночевали?
– В Уилверкомбе. В „Траст-хаусе“. У них записана моя фамилия.
– Довольно поздно вы вышли, не так ли, сэр?
– Поздно. Но я плохо спал. Меня лихорадило. Обгорел на солнце, а от этого у меня поднимается жар. У некоторых такое бывает. А потом начинается сыпь – и преболезненная. Я же говорил, что у меня чувствительная кожа… На той неделе солнце все время припекало. Я надеялся, что станет лучше, но стало только хуже, а бритье превратилось в настоящую пытку. Так что я до десяти утра пролежал в постели, позавтракал в одиннадцать, а к двум добрался до Дар-ли. Я знаю, что было уже два, потому что спросил, который час, у какого-то мужчины.
– В самом деле, сэр? Это очень удачно. Мы, скорее всего, сможем это проверить.
– Да, да. Вы его без труда найдете. Это было не в самой деревне, а около нее. Там был какой-то джентльмен в палатке. Я говорю „джентльмен“, но вел он себя совсем не подобающим образом.
Констебль Ормонд чуть не подпрыгнул. Он был молод, холост и полон энтузиазма, а кроме того, восторженно обожал лорда Питера Уимзи. Он восхищался его костюмами, его машиной и его сверхъестественным даром предвидения. Уимзи говорил, что золото найдут на трупе, – и что же? Так и вышло. Он говорил, что как только на дознании установят время смерти, у Генри Уэлдона обнаружится алиби на два часа дня, – и вот оно, алиби, тут как тут, прибыло точно в срок. Он говорил также, что это новое алиби окажется ненадежным. Констебль Ормонд исполнился решимости это доказать.
Он въедливо поинтересовался, почему мистер Перкинс спрашивал время не в деревне, а у случайно встреченного человека.
– В деревне я о времени не вспомнил, я там нигде не останавливался. А когда прошел деревню, то стал думать, где бы поесть. Около мили назад я взглянул на часы, на них было без двадцати пяти два. Я тогда решил, что дойду до берега и там поем. Когда я снова на них посмотрел, они показывали те же без двадцати пяти два, и я понял, что они стоят – но время-то идет. Заметил, что к морю спускается что-то вроде дорожки, и свернул туда. Внизу была лужайка, на ней машина и маленькая палатка, а с машиной кто-то возился. Я его окликнул и спросил, сколько времени. Это был крупный темноволосый мужчина с красным лицом, и на нем были темные очки. Он сказал, что сейчас без пяти два. Я завел часы, поблагодарил его, а затем сказал какую-то любезность – какое, мол, приятное место для отдыха. Он в ответ довольно грубо огрызнулся, и я подумал – наверное, сердится из-за того, что машина сломалась. И спросил его – самым вежливым образом, – что случилось. И все. Ума не приложу почему, но он обиделся. Я попытался его усовестить, объяснил, что спросил исключительно из вежливости и чтобы узнать, не могу ли чем-нибудь помочь, а он назвал меня очень грубым словом и… – Тут мистер Перкинс запнулся и покраснел.
– И что? – спросил констебль Ормонд.
– Он… с прискорбием вынужден сообщить, он забылся настолько, что напал на меня, – сказал мистер Перкинс.
– Ого! И что он сделал?
– Он… пнул меня, – голос мистера Перкинса сорвался на визг, – прямо в… то есть сзади.
– Да что вы!
– Да. Конечно, я не дал ему сдачи. Это было бы неуместно. Я просто отошел и заметил ему: „Надеюсь, вам станет стыдно за себя, когда вы подумаете о своем поступке“. Увы, вынужден сказать, что после этого он за мной погнался, и я решил, что лучше больше не общаться с таким человеком. Затем я ушел на пляж и там съел свой ланч.
– На пляже?
– Да. Он меня туда… то есть, в момент нападения я был обращен лицом в ту сторону. Мне не хотелось снова идти мимо этого неприятного человека. По карте я помнил, что от Дарли до Лесстон-Хоу можно пройти берегом, и решил, что лучше пойду туда.
– Понятно. Значит, вы разместились на берегу. А где именно? И сколько времени там провели?
– Я остановился примерно в пятидесяти ярдах от дорожки. Хотел дать понять тому человеку, что он меня не запугает. Уселся так, чтобы он меня видел, и съел ланч.
Констебль Ормонд отметил, что пинок, судя по всему, был не очень сильный, раз мистер Перкинс мог сидеть.
– Думаю, что пробыл там примерно три четверти часа.
– А кто в это время проходил мимо вас по пляжу? – внезапно спросил констебль.
– Мимо меня? Да никого.
– Ни мужчины, ни женщины, ни ребенка? Ни лошади? Ничего?
– Совсем ничего. Пляж был совершенно пуст. Даже неприятный мужчина под конец снялся с места. Перед тем, как ушел я сам. Я на него поглядывал – просто чтобы убедиться, что он не выкинет больше никаких фокусов.
Констебль Ормонд закусил губу.
– А что он делал все это время? Чинил машину?
– Нет. С этим он очень быстро покончил. Он что-то делал над костром. Наверное, готовил. А потом ушел в сторону деревни.
Констебль минутку подумал.