— У вас, Ормонд, на все есть ответ. Вот вам еще вопрос. Почему, скажите на милость, Перкинс не доскакал на этой треклятой кобыле до самой скалы, раз уж на то пошло? Он мог на ней уехать и потом привязать ее там же.
— Да, сэр. И, судя по вбитому кольцу, он так и хотел сделать. Но сегодня я смотрел на эти скалы и заметил, что примерно в миле от Утюга дорога подходит так близко к обрыву, что оттуда виден пляж. Обдумывая свой план, они, наверное, решили, что человек, скачущий верхом по открытому пляжу, будет слишком заметен. Так что Перкинс припрятал лошадку там, где кончилось укрытие, и прошлепал остаток пути по воде, думая, что так он меньше бросается в глаза.
— Да, что-то в этом есть. Но вся ваша версия держится на времени появления Перкинса в Дар-ли. Придется нам это проверять. Учтите, Ормонд, я не говорю, что вы плохо поработали, — вы тщательно все продумали, и я доволен, что вы проявляете инициативу и выдвигаете самостоятельные версии. Но, как ни крути, факты прежде всего.
— Да, сэр, конечно, сэр. Но разумеется, сэр, если даже это был не Перкинс — ведь это запросто мог быть кто-то другой.
— Кто мог быть кто-то другой?
— Сообщник, сэр.
— Значит, все начинай сначала.
— Да, сэр.
— Ну ладно, ступайте, и поглядим, что у вас получится.
— Есть, сэр.
Когда Ормонд ушел, Глейшер в задумчивости долго тер подбородок. Это дело ему не нравилось. Утром ему досталось по первое число от главного констебля[174]. Главный констебль, военный старой закалки, считал, что Глейшер носится с пустяками. Ему было ясно, что презренный танцор-иностранец зарезался сам. Он не считал нужным будить спящее лихо. Глейшер был бы и рад ничего не будить, если бы не искреннее убеждение, что дело куда сложнее. У него не получалось махнуть рукой. Слишком много странностей. Бритва, перчатки, малопонятное поведение Уэлдона, неразговорчивость Поллока, подкова, вбитое в скалу кольцо, ошибка Шика насчет прибоя, а главное — шифрованные письма и фотография загадочной Феодоры. Каждый из этих фактов по отдельности мог иметь простое, банальное объяснение, но ведь не все же сразу. Он изложил все это главному констеблю, и тот нехотя разрешил продолжать расследование. Но радости это Глейшеру не принесло.
Интересно, что поделывает инспектор Ампелти? Суперинтендант слышал рассказ об их с Уимзи путешествии в Лондон и знал, что оно только сильнее все запутало. А еще эта докука с Шиком. Согласно донесениям, Шик ехал в Лондон. Следить за ним — та еще работенка, тем более что основания для слежки у Глейшера находились с трудом. В конце концов, что такого Шик сделал? Он неприятный тип, и он сказал, что был прилив, когда на самом деле был отлив, — но во всех других отношениях он вроде бы говорил чистую правду. Глейшер понимал, что рискует восстановить против себя полицию полудюжины графств, причем без особых на то причин.
Он выбросил расследование из головы и занялся множеством повседневных дел, связанных с мелкими кражами и дорожными происшествиями. За ними прошел вечер. Однако после ужина обнаружилось, что проблема Поля Алексиса опять не дает ему покоя. Ампелти сообщил, какие справки навел о Перкинсе. Интерес представлял только тот факт, что Перкинс состоял в Советском клубе[175] и сочувствовал коммунистам.
А кому ж ему еще сочувствовать, думал Глейшер: такие вот слабаки, смирные и робкие, всегда и жаждут революции с кровопролитием. Однако в сочетании с шифрованными письмами этот вопрос приобретал некоторую значимость. Ну когда же, подумал он, придут снимки письма, найденного на трупе? Настроение у него испортилось, он огрызнулся на жену, наступил на кошку и решил сходить в «Бельвю» повидать лорда Питера Уимзи.
Уимзи в отеле не оказалось, а расспросы привели суперинтенданта к миссис Лефранк, где обнаружился не только Уимзи, но и инспектор Ампелти. Они сидели вместе с Гарриет в комнате, где раньше жил Поль Алексис. Все трое были, казалось, заняты игрой в слова. Везде валялись книги, а Гарриет читала присутствующим словарь Чемберса.
— О, здравствуйте, суперинтендант! — воскликнул Уимзи. — Присоединяйтесь! Уверен, наша хозяйка будет счастлива вас видеть. Мы тут совершаем открытия.
— В самом деле, милорд? И мы тоже — во всяком случае, этот юноша, Ормонд, кое-что, так сказать, нашарил.
Он принялся рассказывать. Ему не терпелось на ком-то проверить версию. Ампелти хмыкнул. Уимзи схватил карту, листок бумаги и стал прикидывать расстояния и время. Завязалось обсуждение. Заспорили о скорости конского бега. Уимзи сказал, что, возможно, недооценил способности гнедой кобылы. Он собрался одолжить животное у хозяина, чтобы провести эксперимент.
175