Пока мы были маленькие, то считали, что это так и должно быть. Потом, когда подросли, стали понимать, что у других есть какие-то «родители». И только в пятом классе мы их, родителей то есть, увидели. У одноклассников. Мне, кстати, и тут «повезло». Всех детдомовских одного возраста, а нас было одиннадцать, должны были записать в один класс. Но я, Сергей Яковлев, оказался в списке учеников двадцать шестым, а «…больше 25 не положено». Вот меня и определили в параллельный. В принципе я и не возражал, все равно в школу мы с ребятами шли вместе, из школы тоже.
Только через неделю Мария Витальевна обнаружила данный факт, когда проверяла дневники. У всех был 5А, а у меня 5Б. Был небольшой скандал, но дирекция школы настояла на своем. Особо светить нашу необычность не хотели, так все и осталось. Только вот близких друзей у меня так и нет. Одноклассники не сторонились, но и близко особо не подпускали, а наши – они скорее братья и сестры, а не друзья. Разве что Никита слегка выделялся, но это скорее сходство интересов – я тоже быстро понял, что мое место в армии.
Так вот! Особо нас в лагеря не возили, но после пятого класса как-то пробили поездку в Очаков. Там, возле городского пионерлагеря, выделили место. Много ли надо, если весь детдом – 27 детей плюс воспитатели. Что я хорошо помню? Как мы собирали палатки. Большие, на десять человек каждая. И они были ОЧЕНЬ старые. Пришлось натягивать три-четыре палатки на один каркас, чтобы хоть больших дыр не было. Еще в памяти отложилось, что на нашей территории росли акации. Уж не знаю, что за вид, но у них были огромные и очень твердые шипы. Сантиметров по пятнадцать в длину, а то и больше.
Вот мы эти иглы отламывали у основания веток, забивали в трубки, оставшиеся от лишних каркасов, и играли в индейцев. Как глаза друг другу не повыкалывали – не знаю. Мария Витальевна собралась эти «копья» отобрать, но до отбоя не успела, а ночью на наши палатки устроили налет соседи. Ну, пацаны из пионерлагеря. Их было раза в четыре больше, но против наших копий они не устояли. Утром наше прошедшее «боевое крещение» оружие все равно отобрали. А с «соседями» началась тихая война на море. Их пацаны подныривали и сдергивали с нас плавки. На наших девчонках развязывали купальники. А еще кидались медузами. Они на очаковских пляжах были мелкие, но все равно противные.
За своих девочек мы им рожи били, если удавалось этих «ныряльщиков» поймать. На медуз и сдергивание плавок отвечали по мере сил тем же, только девчонок не трогали принципиально. Через неделю примерно мы помирились. Даже позднее ходили к ним кино смотреть. Еще из тех каникул запомнилось, что нас возили на остров Березань и в Измаил. На острове Березань до революции расстреляли лейтенанта Шмидта. А на подходе к Измаилу я впервые увидел, как на берег вылетают странные катера с огромным пропеллером на корме, и из них выпрыгивают бойцы в черной форме. Большие корабли стоят на рейде. Они выпускают через распахнутые аппарели танки и бронетранспортеры с якорем на броне, и те плывут к земле.
Нет, это совсем никуда не годится. Из-за этих воспоминаний меня даже укачивать начинает, чего не было никогда. Надо подняться на палубу. Шторма нет, так, волнение, балла три, наверное, ничего опасного. Подышу морским воздухом, он меня всегда успокаивает. Ветер и соленые брызги – это куда лучше любых «капель датского короля». Коридоры на БДК всегда ярко освещены, поэтому, когда я шагнул через комингс на палубу, то в первые секунды ничего не видел. А потом меня попросту вышвырнуло за борт.
Сознание я потерял всего на несколько мгновений, но действовал все равно на чистом автомате. В первую очередь отплыть немного в сторону, чтобы не затянуло под винты. Потом скинуть враз отяжелевшие бушлат, брюки и высокие ботинки. С этим я справился, тренировали нас хорошо. Теперь вынырнуть. Легкие уже немного жгло, когда я выскочил на поверхность. И почти сразу удар. Невдалеке взметнулся столб воды. Это что, обстрел? Снова взрыв, на этот раз ближе, и тонны воды на голову. И еще, и еще, хорошо, что теперь чуть подальше. Вот влип! Да кто вообще может нас обстреливать в Черном море?
Откуда-то слева от меня раздался тяжелый гул. И как будто пробились пробки в ушах, столько звуков навалилось сразу. Сам звук хоть и со скрипом, но мозг опознал, как залп орудий главного калибра. А еще я начал различать пальбу береговых батарей, выстрелы корабельных орудий и вполне различимый треск автоматов, пулеметов и винтовок. Звуки в принципе были знакомые, но что-то в них мне здорово мешало. Кроме, разумеется, самого факта, что где-то милях в десяти от меня на берегу идет бой.