Маленькая армянская деревня. Опустошена. Захвачена врагом. Непрекращающийся лай собак, одичавших без хозяев, которым пришлось наскоро покинуть свои жилища. Я и двое моих армейских друзей в каком-то полупогребе-полугараже. Каждый день мы выходим из нашего укрытия за едой. Этой ночью в полупогребе-полугараже я увидел маленький газовый баллон. Почему бы нам что-нибудь на нем не приготовить?
Посреди войны, в тылу врага, я и два моих лучших друга жарим картошку с яйцами. Я нарезал картошку кубиками. Мелко-мелко. Пожарил. И залил яйцами. Ребята удивлены – они такого никогда не ели. Запах спешно овладел пространством. Звук шипящего масла вернул нас куда-то очень далеко. Мы сидим вокруг газового баллона и завороженно слушаем. Завороженно смотрим. Завороженно вдыхаем аромат.
В том моменте было так много жизни.
Так много любви. Любви к жизни!
Скажу честно, меня сильно раздражают люди, которые никогда не были на войне, но искренне думают, что что-то о ней понимают.
Невозможно понимать любовь, не испытав ее.
Точно так же невозможно понимать войну. Или смерть.
На протяжении трех месяцев мы ели, пили и спали посреди дикой природы. Вне мира, построенного человеком, – в мире, построенном Богом. Со всеми его опасностями. Со всеми его чудесами.
Для меня, москвича, это вообще был первый опыт соприкосновения с дикой природой.
Чтобы выжить в ней, необходимо и самому одичать. Мы не могли не замечать, как быстро адаптируется наше тело. Самые ужасающие, устрашающие для человеческого сознания переживания стали обыденностью.
Спать на улице, в снегу. Охотиться. То и дело натыкаться на тела. Скелеты. Убивать.
Война отправляет человека прямиком в первобытность. И в этой первобытности, когда смерть поджидает за каждым углом, Бог как на ладони.
Ну, это исключительно мое ощущение, я не настаиваю. Мои ребята вот не верят в это во все, и ничего страшного. Но, черт возьми, я не переставал чувствовать присутствие. Сначала пуля пролетает максимально рядом с твоей башкой, не задев, и ты думаешь: ладно, повезло.
Потом это происходит второй, третий, четвертый раз. Вспоминаешь, как смеялся над любимыми боевиками, где герой все никак не мог умереть, и недоумеваешь: так значит, это действительно возможно. А потом происходит все больше и больше мистики. Каждый чертов день.
Мы привыкли видеть божественное на небесах, но как насчет земли?
Не поверишь, но в полном единении с ней почти что любое наше желание сбывалось в течение считаных часов.
Дав хотел вафли – мы нашли их в тот же день. Ато хотел попробовать азерские консервы – мы нашли их в тот же день. Каждый раз, когда подобное случалось, мы приходили обратно с «охоты» и кричали шепотом (да-да! Именно кричали шепотом): «Вы будете визжать как сучки!» – и они визжали.
Только одно желание, или даже скорее мечта Манча так и не исполнилась. Он хотел нутеллу.
Война – про крайности. Про жизнь и смерть. Красоту и уродство.
Она очищает.
В отличие от мира, она никогда не спросит, готов ты к уроку или нет, – просто швыряет его в твое тупое трусливое лицо.
Ничто не приводит человека в настоящее так, как война.
Сожаления о прошлом? Зачем? Если каждая секунда может стать последней. Переживания о будущем? Какое будущее?
Поверь, очень просто жить здесь и сейчас, когда в любой момент снаряд может прилететь тебе по голове.
Как ничто другое война учит любить. Как ничто другое она учит ценить.
Нет сигареты лучше той, что ты разделил в окопе с боевым товарищем.
Меня очень часто, уже после войны, призывали забыть все, что произошло, и жить дальше. Из благих намерений, конечно же. Но я не хочу ничего забывать. Хочу помнить об этой чудесной истории всегда. Очень рад, что она у меня есть. Она меня изменила, и я ей благодарен.
Книга небольшая, всего 256 страниц, но уверяю: для нас эта история длилась вечность. Удивительно, но вечность прошла. По истечении этой самой вечности я лежал на больничной койке утром после операции. Ног у меня больше не было.
Хотите верьте, хотите нет – но и этому тоже я был очень рад.
Ведь на войну мне больше не надо.
2
От станции метро «Партизанская» синей ветки московского метро каждые полчаса отправляется маршрутка до города Н. Ехать туда около полутора-двух часов. С пробками – все три-четыре. По прибытии в Н. можно взять себе какую-нибудь булочку, восстановить силы после долгой дороги (я люблю с маком или творогом). Потом садишься в двадцать первый или девяносто седьмой автобус, он привезет нас прямиком в место, с которым бесконечно связано мое детство, – село городского типа М.