— Shokran, — пробормотала я, и в моей голове опустело.
Доктор Наруццос-бей кивнул и прошел мимо. Я уставилась на закрытую дверь, мои нервы были на пределе, мной овладело беспокойство. Я глубоко дышала, пытаясь подготовиться к худшему. Через мгновение мое сердцебиение замедлилось, и я расправила плечи, открыла дверь и вошла.
Уит лежал на кровати лицом ко мне. Слабая улыбка тронула его губы. Я сделала три шага и опустилась на колени возле кровати. Его глаза и щеки выглядели впалыми.
— Как ты? — его голос был не громче шепота, и мне пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать. Он искоса посмотрел на меня, словно знал, что его дни сочтены.
— Доктор оказался настоящим профессионалом своего дела и назвал мне перечень вещей, которые нужно сделать, чтобы ты чувствовал себя комфортно, — сказала я.
— Это прекрасно, — сказал он, тяжело дыша. — Но это ничего не говорит о твоем самочувствии.
— Это ты ум… заболел. Мне следует спросить, как ты себя чувствуешь, — сказала я, онемевшими губами.
Он воспользовался моей оплошностью.
— Умираю? Звучит очень серьезно.
Я пренебрежительно махнула рукой и на мгновение поразилась своей способности казаться бесстрастной в то время, как все моей существо вопило от ужаса. Его лицо потеряло все краски, кожа была липкой, на лбу выступили бисеринки пота.
— Скажи мне правду, — мягко произнес он.
— Я бы не стала тебе врать, — прошептала я. — Была значительная кровопотеря, и началась инфекция. У тебя жар, и может стать еще хуже, перед улучшением. Крайне важно пережить эту ночь. Доктор вернется завтра.
Мои пальцы так и чесались убрать волосы с его лба. Я всеми силами боролась с этим порывом. Часть меня хотела сохранить гнев, потому что я боялась испытывать к нему какие-либо другие чувства. Моя злость пугала меня куда меньше, чем моя любовь к нему. Но, глядя на него сейчас, я понимала, что вот-вот его потеряю. Все остальное меркло перед желанием, чтобы он выжил.
— Он пытался взять у меня немного крови, — сказал он. — Я ему не позволил.
Это была популярная практика, чтобы вывести из организма зараженную кровь, и от одной мысли об этом меня затошнило. Я запротестовала, но Уит закрыл глаза, скорчив гримасу. Должно быть, ему было очень больно.
— Не хочешь ли чего-нибудь попить?
Он открыл свои налитые кровью глаза, они выглядели усталыми, с покрасневшими веками. Я приняла решение за него и протянула ему небольшую чашку с теплой водой. Он сделал несколько глотков, прежде чем со стоном уронил голову обратно на подушку. Мгновение спустя он задремал. Я поставила рядом с кроватью стул, села и взяла его за руку. Она была обжигающе горячей на ощупь. В течение следующего часа я попеременно прижимала его к себе и пыталась сбить жар холодными компрессами. Он ворочался, чувствуя дискомфорт в мокрой от пота постели. Белье спуталось у него в ногах, и я поспешила расправить простыню.
Меня охватил ужас, когда я прислушалась к его тяжелому дыханию, неглубоким вдохам, которые дорого ему обходились. Звучало болезненно. Я вливала в его потрескавшиеся бледные губы по несколько глотков воды через равные промежутки времени. Мои ладони скукожились от постоянного отжимания влажной ткани. Каждый раз, когда я меняла компресс на его лбу, напряжение в грудной клетке оставляло его, а глубокие морщинки, веером расходившиеся от уголков его глаз, разглаживались.
Проходило время, но я понимала это только потому, что служащие отеля регулярно стучали в дверь со свежими полотенцами, чаем и небольшими перекусами для меня. Мои кости ломило от долго сидения, отсутствия отдыха и еды. Я была способна перенести гораздо более худшие условия, если бы никогда не пришлось отпускать его руку. Он бредил весь оставшийся день и всю ночь. Несколько раз он звал меня по имени. От недостатка сна у меня кружилась голова, но я отзывалась каждый раз и говорила с ним хриплым голосом.
А потом, незадолго до рассвета, Уит открыл глаза. Он искоса посмотрел на меня.
— Я тебя не бросила, — прошептала я.
Он кивнул, и облегчение смягчило его напряженные губы.
— Ты ведешь себя нелепо, — сказала я. — Немедленно избавься от лихорадки и выздоравливай.
Сухие губы Уита растянулись в улыбке, как я и предполагала.
— Где твои манеры, Инез? Скажи «пожалуйста».
— Пожалуйста.
Он повернул ко мне голову.
— У тебя синяки на шее и царапины на щеках.
— Айседора дралась как кошка, — ответила я.
— Вот почему я их ненавижу, — Уит не изменил своей слабой, но решительной улыбке, и мое сердце дрогнуло при виде нее. — Собаки восхитительны, и люди не заслуживают их.