― Секретная библиотека? ― повторил Уит.
Абдулла улыбнулся.
― В преданиях говорится, что она как-то связана с Сераписом.
― Серапис и его верный компаньон Цербер, ― сказала я, опустив взгляд на коробку с мамиными вещами. Я знала, что найду в ней карту древней Александрии, где на небольшой улице кто-то нарисовал фигуру трехголового пса.
― Да, эти два образа часто связывают между собой, ― сказал Абдулла. ― На самом деле, я считаю, что где-то на маяке должно быть изображение Цербера. Интересно, что сначала гости Александрии обязаны были платить пошлину за вход в гавань. Все свитки и папирусы, которые они привозили с собой, должны были быть переданы в библиотеку для копирования. Так Великая библиотека обрела свое имя.
― И некоторые из этих свитков стали частью тайной библиотеки, ― сказал Уит. ― Может быть, она находится под землей?
Абдулла склонил голову и пожал плечами.
― Кто знает, где сокрыта библиотека?
Уиту сразу же захотелось посетить Серапеум, но прибыл доктор с плановым осмотром. Думаю, он полагал, что Уит находится на грани жизни и смерти, поэтому был крайне удивлен, увидев, как я кричу на него, требуя, чтобы он снял ботинки.
Доктор попросил меня покинуть номер, поскольку я, очевидно, усугубляла состояние пациента. Я стояла в коридоре и слушала жаркие споры между мужчинами из-за закрытой двери. Я знала, что должна вернуться внутрь, но что-то удерживало меня. Вместо этого я направилась в вестибюль, нетвердым и медленным шагом. Уит будет жить, а я не имела ни малейшего понятия, что делать дальше. Ночью, когда он в очередной раз вцепился в мою руку смертельной хваткой, я простила ему все обиды. Казалось, он готов был на все, чтобы помочь своим близким. Украсть чужое состояние, чтобы спасти сестру. Прыгнуть под пулю, чтобы спасти меня. Противостоять крокодилу.
В вестибюле царила тишина и покой: слишком рано, чтобы гости отправлялись на осмотр достопримечательностей. Я опустилась в одно из низких кресел и осмотрелась вокруг, ошеломленная. Одна из работниц сжалилась надо мной и принесла чай, который я потягивала маленькими глотками, погруженная в собственные мысли.
Айседоры больше нет, и в какой-то момент мама и ее любовник узнают, что я сделала. Они придут за мной, несомненно, желая отомстить. Я не знала, как поступит мама, но вспомнила о мистере Финкасле и его впечатляющей коллекции оружия.
Мне открылось реальное положение дел. Эльвиру убили. Айседора оказалась погребена под обломками по моей вине. Прошлая ночь показалась мне бесконечной, потому что я все время боялась, что Уит не проснется из-за раны в животе.
Смерть тянулась за мной, что бы я ни делала.
Меня охватил ужас такой силы, что я не смогла сдержать крупной дрожи. Потому что в глубине души я поняла: если продолжу следовать этому пути, умрет кто-то еще.
Я больше не стану рисковать жизнью Уита. Он выздоравливал и шел на поправку, но также был единственным, кто упрямо продолжал следовать за мной. Даже если это будет стоить ему жизни.
Все внутри меня противилось идее продолжать преследовать мать. Вот только дядя и Абдулла будут гнить в тюрьме до конца своих дней, если я что-то не предприму.
Но почему это должна делать именно я? Должен быть кто-то другой, кто мог сделать это за меня. Помедлив, я достала визитку мистера Стерлинга и посмотрела на нее, обдумывая варианты. Уит не хотел, чтобы я с ним связывалась. Но если я дам мистеру Стерлингу возможность найти мою мать, то дам нам с Уитом реальную возможность выбраться живыми из этой ужасной, запутанной ситуации. Я была готова на все, лишь бы никогда больше не переживать, доживет ли Уит до утра.
Но мысль о сотрудничестве с мистером Стерлингом вызывала у меня отвращение.
Всю свою жизнь я пыталась заслужить любовь и одобрение родителей. Я истязала себя, чтобы соответствовать их идеалам, уверенная, что если они узнают меня настоящую, то захотят изменить. Было утомительно ― постоянно притворяться, контролировать свою речь, замалчивать свое мнение. Когда я приехала в Египет, то начала сама принимать решения, и иногда они оборачивались катастрофами, но это были мои ошибки.
Но я продолжала применять старые поведенческие паттерны. Я винила себя за бегство моей матери с ценными артефактами. Никакой милости, никакой жалости, никакого понимания. Мне надоело пытаться быть идеальной, быть той, кем я не являюсь. У меня были инстинкты, которым предстояло научиться доверять. И, если я сворачивала не туда, мне доставало ума, чтобы искать лучший путь.