А хотела я, во что бы то ни стало, остаться в Египте.
― Знаешь, почему она называется Висячей церковью? ― спросил Уит, вырывая меня из мыслей. Он указал на железные ворота, расположенные под остроконечной арочной крышей, и на двадцать девять ступеней, ведущих к резной деревянной двери. ― Неф возвышается над залом.
― Чудесно, ― сказала я, но мое внимание привлекли колокольни-близнецы, обрамляющие арабесковый вход. Выглядело бы еще лучше, будь он украшен цветами и атласными лентами.
Уит зашагал вперед, и я последовала за ним, мое сердце все больше билось о ребра с каждым шагом, который мы делали в унисон. Мы вместе поднялись, а затем он открыл тяжелую дверь. Бросив взгляд через плечо, он быстро нашел мои глаза. Выражение его лица было нечитаемым в темноте сгущающейся ночи. Пурпурный цвет окрашивал небо, пока шла вечерняя молитва.
― Ты готова? ― тихо спросил он.
― Готова ли я? ― спросила я. ― Нет. Я не могу поверить, что мы собираемся это сделать. Десять минут назад ты собирался жениться на другой. Пять минут назад я думала, что ты не придешь. Но теперь мы здесь и ты собираешься жениться на мне. Когда мы войдем в эту дверь, наша глупая идея воплотиться в жизнь. У меня вдруг помутилось в голове. У тебя тоже помутилось в голове?
Уит позволил двери закрыться. Его подбородок опустился, а все внимание переключилось на носки ботинок. Когда он снова поднял голову, выражение его лица было подчеркнуто нейтральным. Он рассматривал меня в сумеречном свете и, казалось, пришел к какому-то решению.
― Нам не обязательно это делать, Инез. Мы можем вернуться в Шепард и притвориться…
― Но что потом? ― мой голос повысился на несколько тонов. ― Дядя Рикардо по-прежнему распоряжается моим состоянием. У меня ничего нет, даже негде переночевать. Десятого января я должна освободить комнату. К слову, сегодня девятое января, на случай, если ты этого не заметил.
― Ты что-нибудь придумаешь, ― усмехнулся Уит. Но улыбка совершенно не соответствовала его взгляду. ― Ты всегда это делаешь.
― Я устала все планировать на шесть ходов вперед. Притворяться вдовой и лгать своей тете, чтобы приехать в Египет. Дважды тайком сбегать из отеля, а затем скрываться на Элефантине…
Его голос был добрым, но кулак все еще сжимался вокруг дверной ручки.
― Я знаю, Оливера.
― У меня нет другого выхода, ― продолжила я. ― И мне необходимо остаться в Египте. Моя мать…
Уит отпустил ручку и шагнул ближе. Он положил ладони мне на плечи и слегка присел, чтобы посмотреть мне в глаза. Его дыхание коснулось моих губ.
― Родная, я знаю.
Ласковое обращение было похоже на нежное прикосновение, разглаживающее узел напряжения, давящий мне на виски. Он редко прибегал к ним — только когда я была безутешна или находилась в смертельной опасности. От его близости я переполнялась чувствами. Этот высоченный мужчина мог бы стать моим мужем, если бы я только захотела. Это казалось невероятным, невозможным. Волнение будоражило жилы. Я хотела Уита, но я также хотела иметь контроль над собственной жизнью. Если я принесу Уиту клятву, дядя больше не сможет диктовать свои условия и планировать мое будущее. Это значит, что я смогу остаться в Египте.
Больше никакого планирования. Больше никаких хитростей. Такое поведения напоминало мне мою мать. А я не хотела быть такой, как она; я не хотела унаследовать то, что может принести боль многим людям. И вдруг я вспомнила, что я уже это унаследовала.
Мои действия привели к смерти Эльвиры.
Кто-то другой нажал на курок, но она последовала за мной.
Больше всего на свете я желала искупить вину за свои поступки. Я хотела помешать своей матери продать артефакты, принадлежавшие Клеопатре. Я желала выяснить, что случилось с моим отцом. Меня переполняло столько осязаемых желаний, каждое из которых грузом лежало на моих плечах, вдавливая меня в землю. Все эти желания угрожали похоронить меня заживо.
Если я только не сделаю с этим что-нибудь.
― Поговори со мной, ― прошептал Уит. ― О чем ты думаешь?
Я покачала головой, пытаясь сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. На человеке, который стоял передо мной. Иногда мне легко удавалось его прочесть. Когда наши сердца соединялись и на короткий миг мы видели мир одинаково. Но чаще всего я едва понимала его. Я до сих пор не знала, почему он хотел на мне жениться.