― Как давно ты стал Бэзилом Стерлингом? ― выдавила я, голос меня не слушался. ― Как долго ты бы преступником, папа?
Он, должно быть, увидел разочарование на моем лице, потому что с каждым моим словом становился все более замкнутым и отчужденным. Родители никогда не ссорились при мне, но я сама не раз ополчалась против них. В ярости мама становилась холодной, жесткой и непоколебимой. Если ее довести ― начинала кричать. Папа никогда не повышал голос, никогда не кричал. Он прибегал к помощи логики, уничтожал мои аргументы силой собственного интеллекта. Он рассуждал, уговаривал, приводил факты или цитировал классическую литературу, чтобы доказать свою правоту. Я рано поняла, что спорить с тем, кто умнее тебя, ― бесполезно.
― Сколько времени ты был им? ― повторила я, не в силах вынести его упрямого молчания. ― Сколько?
― Я играл роль Бэзила Стерлинга много, очень много лет, ― сказал он. ― Сначала — из-за нарастающего отчаяния. Я всё чаще сталкивался с тем, что департамент древностей не в силах остановить бесконечный поток артефактов, вывозимых из Египта. Будучи государственным служащим, я видел коррупцию собственными глазами. И поклялся: я положу этому конец. Изнутри.
― Как благородно с твоей стороны, ― сказала я язвительно.
Он не обратил внимания на колкость.
― Со временем я собрал немало реликвий поистине исторической ценности — и моё имя стало известно. Я познал, что такое настоящая власть, — его глаза блеснули. — Вдруг дипломаты, коллекционеры — все они захотели то, что было у меня. Сначала я продавал лишь повреждённые вещи — с трещинами, сколами. Потом — дубликаты, излишки. Несколько статуй одного и того же божества… И все в таком духе.
Мой отец всегда был хорош в бизнесе.
― И пошли деньги, ― тихо сказала я.
― Да, пошли деньги, ― подтвердил он. ― Я ступил на дорожку, о которой никогда прежде не думал. А в один день осознал: назад пути уже нет.
Он опустился на диван, зацепил ногой ножку моего стула и подтянул его ближе. Мы оказались напротив друг друга — как бывало раньше, когда обсуждали любимые пьесы или последнюю премьеру в опере. Когда-то я до боли жаждала его любви, его одобрения… А теперь, глядя на него, чувствовала только глубокое отвращение.
― К тому моменту было уже поздно, — тихо сказал он. — Я зашёл слишком далеко. Оставалось только сохранять маску.
— Выбор есть всегда, — прошептала я.
― Не пойми меня неправильно, ― резко бросил он. ― Я не хотел отступать.
― Таким образом, ты основал Врата Торговца, ― с горечью произнесла я. ― И тем самым предал всё, чему сам меня учил: уважать прошлое, никогда не лгать, не воровать, не убивать. Мама с самого начала была частью этого?
Он откинулся на спинку дивана, скрестил руки на груди. Плечи напряжены. Челюсть сжата.
― Нет. Не сразу. Но в итоге она всё поняла. Тогда мне пришлось вовлечь её в свои планы. У неё был талант — она умела объединять людей, выстраивать связи. Она уговаривала меня делать одолжения, давать скидки, — его губы скривились. — Вскоре у меня в кармане оказались самые влиятельные люди. Это всё — заслуга твоей матери.
― А что случилось потом?
― Она оказалась ненадежной.
Я снова подумала о молодом парне, которого отец приговорил к смерти за допущенную ошибку. О парне, который, вероятно даже не подозревал, что имеет дело с дьяволом.
Я вдруг почувствовала, что сижу слишком близко. Эта комната стала тесной от его присутствия. Но в голове кружились вопросы, и я хотела знать больше.
— Ты имеешь в виду её роман?
— Это было нечто большее, — ответил он. ― Но по сути, да. Она перестала выходить на связь, исчезала, когда я больше всего нуждался в ней. Для меня у неё не оставалось времени. И на раскопках стала появляться всё реже. А когда появлялась — вела себя неприемлемо.
― Что ты имеешь в виду?
Папа пристально посмотрел на меня.
― Я вынужден оставить это между мной и Лурдес. Достаточно сказать, что ее холодность и отчужденность были мне неприятны. Во время ее последнего визита я проследил за ней до Каира и обнаружил измену, ― он сжал пальцы до побелевших костяшек. ― Я узнал о её маленькой тайной семье, о другой дочери. Лишь когда увидел её здесь, в Александрии, вместе с тобой, сложил всё воедино. Очаровательная плутовка. Её звали Айседора, не так ли?
Я молча кивнула, замечая, что он говорит в прошедшем времени. На мгновение в голове пронеслась мысль — как он узнал о том, что случилось на маяке? Но подобные события не остаются незамеченными надолго.