― Я знаю, знаю, ― Абдулла вытер испарину со лба. ― Если бы Фарида узнала, она была бы в ярости.
― Абдулла! ― послышались громкие шаги, к нам направлялся Рикардо. Его пропитанная потом хлопковая рубашка прилипла к телу, как вторая кожа. ― Ее гробница! Все… все… ― он осекся на полуслове, когда увидел, в каком состоянии его шурин. ― Боже мой, что случилось?
Абдулла нахмурился.
― Почему у тебя идет кровь?
― В меня стреляли, ― сказал Рикардо, бледный и мокрый, держась за руку. Было очевидно, что мне нужно взять ситуацию под контроль. Я немедленно подошел к нему и осмотрел. Его повязка снова испачкалась. Я потер глаза, бормоча проклятия себе под нос. Рикардо ничего не заметил, его внимание по-прежнему было приковано к Абдулле. ― Где все?
― Они ушли после нападения на лагерь, ― сказал он, поглаживая свою седеющую бороду. ― Многие были ранены.
― Позволь мне помочь, ― выдохнул Рикардо. ― Тебе нужна медицинская помощь.
― Сядь, пока не упал, ― рявкнул я на него. ― В первую очередь, помоги себе. Пошли к лодке. Я привез припасы и твои лекарства, которые необходимы вам обоим, а Абдулла расскажет нам, что, черт возьми, произошло.
― Почему ты не пошел к врачу, Абдулла? ― спросил Рикардо.
Уж кто бы говорил12. Я едва сдержался, чтобы не закатить глаза.
― Я не мог покинуть лагерь, пока вы не приедете, ― сказал Абдулла. У него хватило здравого смысла изобразить смущение, после чего он сразу помрачнел. ― Даже если все пропало.
― Что? ― Резко спросил я, пытаясь увести их обоих к берегу. Они были хуже кошек. ― Что ты сказал?
― Гробница Клеопатры была разграблена. Все украли, ― мрачно подтвердил Рикардо. ― Саркофаг, все статуи, драгоценности. Исчезли.
― Иисусе! ― я посмотрел на Абдуллу. ― Кто это сделал?
Абдулла облизал пересохшие губы.
― Это был мистер Финкасл.
Затем его глаза закатились, и он упал на землю. Рикардо бросился к нему, а я развернулся и побежал к лодке, поднимая подошвами пыль. Позади Рикардо звал своего шурина, требуя, чтобы тот очнулся и не пугал его до смерти.
Клянусь Богом, эта парочка способна свести меня в могилу раньше времени.
К тому времени, как я позаботился о них двоих, дал им лекарства и перевязал рану Рикардо свежими бинтами, они уже достаточно окрепли, чтобы двигаться самостоятельно. Абдулла несколько раз приходил в себя и теперь лихорадочно спал, пока я греб прочь от Филе.
Обычно смуглое лицо Рикардо сейчас было бледным и изможденным, и он частично отвернулся от меня, когда мы покидали остров. Отчаяние читалось на его морщинистом лбу, углубляя морщины.
― С ним все будет в порядке, ― сказал он.
Я бы ответил, но мне показалось, что он обращается не ко мне. Его голос был едва различим в журчании реки. Рикардо резко отвернулся от храма, потирая глаза.
― Он забрал все, ― сказал он. ― Сотни артефактов и все свитки. Я так и не смог прочитать ни одного из них. ― Его плечи опустились. ― И Хризопея13 Клеопатры, я в этом уверен.
Не думая, я покачал головой и сказал:
― Нет.
Рикардо медленно выпрямился и пронзил меня пристальным взглядом.
― ¿Cómo sabes?14
Черт бы меня побрал. Не будь я таким уставшим и не беспокойся за этих двоих, то не сказал бы ни слова. Но Рикардо уже не отвадить.
― Потому что я уже искал этот свиток.
― Зачем? ― его голос был холодным. Даже полуденное солнце не смогло бы растопить его лед.
Я продолжал грести изо всех сил, ненавидя его разочарование, его порицание.
― Кроме очевидного?
Рикардо пристально посмотрел на меня.
― Вот почему ты не вернулся домой после первого письма от родителей?
Я помедлил.
― Одна из причин.
― Если алхимический трактат не здесь, то где же он? ― задумался Рикардо.
Этот вопрос не давал мне покоя все часы бодрствования.
И я бы сделал что угодно, чтобы получить ответ.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Я бросила через плечо самый зловонный из дядиных носков и глубже забралась под кровать. Из-за пышной юбки движения выходили не очень изящными, и мне приходилось постоянно одергивать ткань. Я нашла забытые галстуки и ботинки, покрытые песком, но, кроме этого, ничего существенного. С шипением выдохнув, я неуклюже выбралась наружу, после чего встала и отряхнула рукава жакета от пыли. Я уже осмотрела все его книги и изучила письменный стол и не нашла ничего, что могло бы помочь мне больше узнать о собственной матери.
Положив руки на бедра и сузив глаза, я окинула взглядом его спальню. Наверняка здесь хранилось что-то, о чем дядя не хотел, чтобы я знала. Когда Уит объяснил, что не доверяет моему дяде в вопросе знаний или воспоминаний о двойной жизни моей матери, я поняла то, что он не смог сказать мне в лицо. Он выглядел беспечным, но теперь я понимала его лучше.