Джейсон заглушил мотор и повернулся ко мне. Он молча глядел на меня, давая мне возможность собрать себя в кучу и настроиться. И когда я перевёл дыхание и кивнул сам себе спустя целую вечность, посмотрел в ответ на брата, давая понять, что готов.
— Ты же знаешь, что не обязан переступать через себя? - спросил тихо Джейсон, когда мы остановились возле двери, после того, как покинули автомобиль и вытащили из багажника мои чемоданы.
— Знаю, но так будет проще. Пусть родители будут спокойны. А о своём спокойствии я уже и так заботился последние четыре года.
Брат шумно вздохнул и покачал головой, как бы говоря, чтобы я прекратил снова ставить себя на последнее место, и что вовсе не обязан прятать истинные эмоции за маской, потому что родители поймут ту единственную правду, которая так и твердила: не все раны затягиваются быстро и что не все способны в целом исцелиться; что их младший сын большую часть времени будет не в порядке. Потому что в какой-то мере, сами приложили руку к тому, что их ребёнку буквально пришлось пройти через ад, ведь сами держали его руку на пути к пеклу. И эту простую, но такую очевидную, казалось на первый взгляд, истину они наконец-таки смогли понять лишь тогда, когда увидели, как перед ними окончательно потухли звезды в глазах их маленького солнышка, как оно утратило последний свет под действием не прекращающихся кошмаров и их, родительских, вечных наставлений на путь истинный. За это, пожалуй, они будут винить себя до конца собственной жизни.
У меня было хорошее детство, я не смел жаловаться. Мама с папой — хорошие люди. Ласковые, заботливые, в меру строгие, но дарящие любовь и поддержку. Мы с братом всегда ощущали эту благоприятную атмосферу, комфортную и такая тёплую, что всегда царила в доме. А сам дом всегда был тем самым местом, в которое хотелось возвращаться, потому что там ждали. Но с годами приходило осознание: а иногда, в те редкие минуты отчаяния и не способности выносить собственную жизнь, рвение вернуться после изнурительного дня обратно в родные стены сводилось к нули, а то и вовсе бежало в такую далёкую и не веселую отрицательную степь.
Я был хорошим и примерным сыном, который никогда не хотел разочаровывать родителей и прикладывал все силы, чтобы те мной гордились. И в какой-то не самый приятный, отрезвляющий разум момент осознал, что начал жертвовать собственными мечтами и счастьем во благо родительским, сам довёл всю ситуацию до того, что шагал по вытоптанной родителями тропе, не находя сил повернуть и найти свою, вечно пытался всем угодить и ни с кем не конфликтовать, просто только потому, что окончательно потерялся во времени, собственных страхах, в бессилии что-либо изменить из-за собственной глупости. Мама с отцом винили себя, что вовремя не остановились, продолжая двигаться вперёд, и не обернулись, чтобы убедиться, что я шагал с ними в ногу, а не застрял по среди дороги чуть не ли в самом ее начале, не понимая, почему никто из них не слышал тихий зов моей души, что никогда не лежала к уготовленному мне будущему. Ее большую часть времени не слышал и я, пока не дошёл до того края, когда все терзающие внутренними сомнения не сбили с ног подобно лавине и не влепили отрезвляющие пощёчины так и крича: "Оглянусь, посмотри, что ты делаешь с собственной жизнью? Разве ты счастлив? Этого хотел достичь?». Нет, не этого. Потому что если бы продолжил и дальше, то окончательно испортил себе жизнь (Какая ирония, ведь она как раз уже не подлежала восстановлению и становлению на путь истинного счастья).
Я окончательно потерялся в собственном желании делать родителей счастливыми, пытаясь угодить им, днями и ночами пропадая в школьных классах, не прекращающихся дополнительных занятиях и вечных репетициях. Ноа как личности не существовало. Был лишь примерный сын. Милый младший брат. Трудолюбивый ученик. Скромный и тихий юноша. Но и самое давящее: Подающий надежды золотой талант, которому пророчили яркое будущее, освещённое софитами.
Никто дома не видел самого меня за всеми этими ролями, пожалуй, кроме Джейсона, который правда пытался что-либо сделать, но был бессилен перед ничего не делающим мной. Мама с папой хотя бы раз остановились, обернулись и спросили: «А чего хочешь от жизни сам, ты? Что для тебя настоящее счастье?». Вот только никто не порывался поинтересоваться, потому что всем хватало моей услужливости и смиренности. Был только один человек, который всегда видел меня насквозь и всеми силами вытаскивал меня из раковины, и сейчас его рядом не было. И вряд ли снова озарит мою никчемную жизнь своим присутствием. Моя путеводная звезды потухла и больше не приведёт меня ко мне самому.